Так хохотал Шопенгауэр
Шрифт:
Кстати, чем артикулированный идеал отличается от навеянной картинки? Прочностью, прежде всего — потому что если средствами манипуляции начать гнать другие картинки, то народ изменит свои пристрастия. Обязательно изменит, не может по-другому быть. В 1988-м русские люди были за социализм, через три года — за капитализм. Масса не мыслит сама, она прислоняется к навязанному, что и подтверждает данный пример. А имеющий Идеал его не изменит, если что-то не произойдет в егоиндивидуальной судьбе. Случится в судьбе, может и переменить после личного переживания свои взгляды. Но это редко, потому что редок набор таких потрясений. А пропаганда бессильна абсолютна, он насквозь видит ее механизм, она — не фактор в его судьбе, там другие факторы. Итак, третье в правильном индивиде — наличие мировоззренческого идеала, принятого в здравом уме, на уровне понимания, и блок против того, что навязавают агитки.
В чем разница с первым пунктом? Под стержнем мы понимали прежде всего моральный императив, под идеалом — нечто абстрактно-политическое, какие-то мировоззренческие константы… Мы ведь договорились не путать императив в отношении к людям с императивом в отношении к миру и стране? Это разные вещи, и политические взгляды никак не коррелируют с моральными категориями. Бред собачий, что все сталинцы звери, все христиане преисполнены добра и т. д. Нет корреляции. Можно с равным успехом быть добросердечным нацистом и подонком — сторонником «гуманного общества». Или наоборот. Повторяю, нет корреляции, и это тоже фундаментально.
Четвертое, наверное, красота. Красота в действиях правильного человека, я Железову как-то говорил — что он красив и потому правилен. Что значит красивое действие? Давайте представим: можно ругаться красиво и некрасиво, можно красиво и некрасиво заниматься любовью, красиво либо некрасиво убивать… Интуитивно
Теперь уловим разницу: где критерий отличия? Итак: красивый или некрасивый секс, эстетичная или грязная смерть, а также ругань. Можно вообще-то любое действие представить исполненным красиво или не очень, но взяли примеры наиболее актуального. Выявляется странная вещь: критерием красоты служит такая сверхпрагматичная, казалось бы, штука, как функциональность. Если функционально — значит, красиво. А если нефукционально, плохо, непрофессионально и не ко времени, то просто эстетический ужас. Что значит функциональное убийство? Да попросту профессиональное. Профессионал знает, кого убивать, где убивать, за что и, самое главное, каким способом. Киллер красиво добивает контрольным выстрелом главу мафии. Там сильный законченный акт. Маньяк некрасиво убивает ребенка. Детей убивать занятие не самое сильное, вот стрелять на войне — другое дело, там по-мужски и волей-неволей — профессионально… А когда шпана тыкает ножиком другую шпану, на это лучше не смотреть. Это дурное, бессмысленное, непрофессиональное и совершенно ненужное действие. Это проявление даже не агрессии, а вековечной животной дури, потому что правильная агрессия выражает себя красиво (в этом случае человек в насилии зарабатывает большие деньги или меняет мир, если он развитый человек). Секс, кстати, то же самое, там функциональность — получение максимального наслаждение. Кстати, удивительная область жизни, где действует почти святой закон — ты даешь, когда берешь. Обычно в других областях ты отбираешь, когда берешь. А там по-другому, безумно гармонично: поэтому можно сказать, что святой закон. Так вот, красиво, когда люди наслаждаются, когда берут и этим дают, гонятся в первую очередь за своим наслаждением, но по нашему закону вместе с этим наслаждается другой человек. А когда есть зажим, неправильные действия, слишком скромные или слишком грубые, или просто не те, они мешает тебе же получать удовольствие, то есть срывают ту же функциональность, которая в данном случае целиком упирается в него.
И в ругани все решает функциональность. Теоретики красоты на меня обидятся? Да есть люди, которые матерятся красиво! Ну вот крутой разбор, смертельная драка или просто очень мужское выяснение отношений, когда все на нервах и все на карте. Мат служит лучшим средством словесного выражения. Тот, кто в этой ситуации отвязывает себя на мат и на жаргон, обычно получает психологическое преимущество. Или даже энергетическое. Потому что есть фразы, которые пробивают человека, давят его, ломают, психика разваливается, аура пронизывается насквозь… И это ситуации, когда лучшим словом является слово максимально грубое. И тот, кто этим владеет, своего рода мастер. Обычно начальник владеет этим лучше подчиненных, а прошедший войну и насилие — лучше тех, кто через такое не проходил. И когда это идет, то идет красиво. Потому что нет иного способы ударить человека, если не бьешь его физически, а физически нужно и можно бить не всегда. Таким образом, в этой ситуации у крутых людей мат функционален — и оттого красив. А у большинство людей мат нефункционален и оттого отвратителен. Допустим, простое действие: встать с одного места и перейти в другой кабинет, на другую улицу, уехать в другой район города. Фунционально сказать: пошли. Одно слово, да? Я видел людей, которые выражали это простое действие очень сложной фразой, там было три-четыре матерных слова. Все эти виденные люди, кстати, просто недоумки по жизни. Они не только недоумки в том, что выражают себя столь нефункционально, но и во всем остальном, я их знал и могу удостоверить.
Разобрались с четвертым пунктом, давайте придумаем пятый. Я говорю придумаем, но это не значит, что мы фантазируем, сочиняем небылицы и так далее. Все, что мы проговариваем, адекватно отображает реальность. Причем безумно актуальную реальность, потому что нет для человека более актуальной темы, чем тема правильных людей, в ней вмещается вся мировая проблематика, другой просто нет, а если есть — то это неважно в реальной человеческой жизни, в том, что способно тревожить и волновать, в той плоскости, где реализуется человек. Допустим, алгебра актуальна только для великих математиков, остальные в ней как-то не реализуются. Но нет, конечно же, человека, для которого тема правильных людей, правильного сознания и правильного стиля жизни неактуальна. Под тремя словами — человек, сознание, стиль жизни — мы понимаем сейчас практически одного, только названное тремя непохожими словами. А речь идет об одном.
Итак, пятый пункт: осознание своей жизни. Я оговорюсь на одну банальную тему. Любое действие, конечно, совершенно, когда проистекает из забитой в инстинкт программы, а не прокручивается по ходу самого события через разум. Разум на то и дан, чтобы какие-то вещи забивать в инстинкт, а думать только над абстракциями. А в конкретных ситуациях ничего не обдумывать, просто ставить на инстинкт, сформированный должным образом. Только на инстинкте, конечно, можно победить в драке, на прошедшем через тренировки инстинкте бойца. Точно также, кстати, люди занимаются любовью, пишут стихи, делают свою повседневную работу. На инстинкте, но на хорошем инстинкте, на инстинкте, должным образом поставленном — потому что непоставленный инстинкт в этих случаях хорошего результата не даст. А ставится он удачей, опытом и еще наличием пресловутого внутреннего стержня. Речь, кстати, совершенно не об инстинкте — пятым пунктом мы назвали с первого взгляда противоположную вещь, как бы противоположную, конечно, потому что в правильном человеке ничего противоположногго нет по определению, там все цельно и нераздробленно, это неправильный человек может жить разбитым на совершенно разные части, которые друг о друге не знают или вообще тащат личность в разные стороны. Правильный человек всегда идет в одну сторону. Так вот, осознание своей жизни. И в этом нет ничего враждебного тому, что ранее тут говорилось об инстинктах, поскольку ввиду имеется разное. Это в момент непосредственного действия нельзя думать. А все остальное время только этим и следует заниматься. Что, в конце концов, осознание? Давайте предложим как модель осознания: в любой момент жизни человек должен знать ответ на любой принципиальный вопрос, относящийся к своей жизни. Не говорить не знаю и мямлить, что, дескать, судьба так сложилась. Почему ты работаешь именно в этом месте? Почему он стал твоим другом? Почему ты любишь эту женщину? Почему твои убеждения такие, какие есть? Если ты кого-то обидел, ты должен знать, как это на самом деле произошло, почему и зачем. То есть обижать можно, но с пониманием происходящего на твоих глазах. А без понимания ничего нельзя. Даже если кого-то убиваешь, надо осознавать. Надо знать ответы: как? кого? зачем? Почему моя судьба сложилась именно таким образом, что в данный момент времени я убиваю человека? Что это дает моей судьбе, какие вообще есть варианты помимо этого? И если ты знаешь ответы на вопросы, то убить, конечно, можно. А если не знаешь, то лучше не убивать. То же самое относится к любому действию. Если ты идешь куда-то, требуется знать, куда. И, самое главное, зачем. И требуется знать, что надо идти. И каким образом сложилось так, что идти туда действительно надо. И лишь когда все это осознано, можно идти. А если не осознано, то ты пойдешь, но будет меньше шансов, что в конце пути окажется что-то стоящее. А если не осознавать абсолютно, в конце пути обязательно окажется очередная дрянь. Если ты волнуешься, самое время понять, почему ты волнуешься, а не бездумно загонять себя вглубь этого волнения. Вот когда знаешь,
Каждое действие так или иначе обязано иметь смысл, причем не локальный, а смысл перед лицом смерти. Повторю: смысл перед лицом смерти, вот если завтра умирать — а это все равно имеет смысл. И в любом действии надо иметь готовность отчитаться в его смысле. Вот появится из-за куста Господь Бог и спросит: а чего это? а зачем? И надо вразумительно ответить, чтобы Господь сразу понял и не переспрашивал. Я иди, потому что надоело сидеть — не ответ. Я иду, потому что испытывая наслаждение от прогулки, звучит намного лучше. Я иду, чтобы сделать какие-то действия и в случае их успеха войти в историю — вот образец совершенного ответа. Только надо знать, какие действия ты действительно собираешься сделать. И любую ситуация надо описать в ее подлинном смысле. Ты поссорился с А, и вот когда эта ситуация будет осмыслена, а не прочувствована, тогда завершится внутренняя работа. Ситуация должна быть представлена такой, какая есть, а не такой, какой чувствуется кому-то из участников. Большинство людей на место онтологических картин ставят то, что навевается их первым чувством, вытекающим из закономерностей ситуации, и считают, что все закончено. Представление есть — чего еще надо? Однако если из-за куста появится Господь, такой человек вразумительно не отчитается в ситуации. Если не думал и не брал картину сверху своих чувств, никогда не отчитается так, как это понравилось бы Господу. Поэтому надо осознавать все, особенно — мелочи, потому что о них неохотно думается, но тоже может спроситься из-за куста. И ответить не менее важно. При этом смыслы должны расставляться перед лицом смерти, в таком малоприятном экзистенциальном состоянии. Не надо считать, что человек вечен. Он не вечен, а это накладывает основное правило на расстановку смыслов. Что значит вот эта работа перед лицом смерти? Если завтра умирать, да и не завтра — вообще умирать, тогда эта работа хоть чего-то стоит? А влечение к этому человеку чего-то стоит перед лицом смерти? А какие из прочитанных книг обладают смыслом перед лицом смерти? Наверняка, не все. И далеко не всякое влечение, и далеко не любая работа. Так вот, это своеобразная жестокая сортировка, смертельно подсказывающая правильный путь. Очень эффективно подсказывающая, как раз потому, что смертельно. Забьем пятое: отчет во всех жизненных ситуациях, выполняемый по двум правилам: оценка берется поверх своих чувств и перед лицом смерти, поскольку остальные оценки жизни обычно неполноценны, в них получается обывательская ерунда. А вот эти два условия своим присутствием опрокидывают ерунду, как карточный домик. Они дают нам то осознание, какое требуют высшие силы из-за куста.
Шестое? Мы чего-то походя говорили об инстинктах, пусть будет шестое. Только напомню: правильные инстинкты, собственно, и есть извлеченный опыт. Как он извлекается, другой вопрос. Но если извлекается, то имеем правильный инстинкт, работающий в ситуациях без осознания. Правильная поведенческая модель обычно формируется со временем, исходя из первичного понимания. Между знанием и действием по этому знанию традиционно пролегает дистанция. Классический пример: человек знает идеальную модель действий в данной ситуации, но делает не то, делает неправильное. Даже если обладает совершенной философией жизни, то есть в идеале знает правильный алгоритм на все ситуации. Но делает — не то. Потому что за действие отвечает не сознание, а некая иная структура, хоть и формируемая посредством сознания. Можно, конечно, и без посредства, но лучше с ним. Сознание просто не контролирует процессы, в которых все меняется слишком быстро, нет возможности сесть и подумать, как над кроссвордом, нет возможности что-то пошагово и аналитически мерить. Действует другая структура: правильный инстинкт, поставленный опытом. Можно допустить, что кто-то обладает инстинктом и без опыта. Но это, наверное, случай сверхчеловека, редкий и ненаглядный. Нельзя принять управленческое решение, опираясь на первородный инстинкт, посколько инстинкт должен быть прошедшим через горнило. Удар, который нанесет необученный человек «по инстинкту», будет хуже удара мастера — который тоже возникает из инстинкта, только такого, с которым работали. А опыт возникает не сам собой по мере прожитых лет, как считают простые люди. У простых людей ведь принято: старик — ну все, мудрый, жизнь познал… А может, не познал? Есть взрослые люди и пожилые люди, которые в части опыта уступают молодым, а то и подросткам. Опыт, или инстинкт — сейчас мы понимаем одну вещь под двумя словами — не есть пропорционально зависящее от времени, поскольку нужна два условия в этом времени: действовать и думать. Как ни странно, второе даже важнее. Идеальнее всего прожить жизнь, наполненную актуально-сильными ситуациями, в которые вкладываешься полностью, но при этом постоянно думать над тем, что получаешь на выходе. Постоянно думать над законами, над механизмами, над абстрактым. Тогда опыт сформирует инстинкт. Если только жить, но без осмысления, то вряд ли придешь к формированию в себе структур, понимающих мир и толкающих на правильное действие. Человек прожил бурную жизнь — но не подумал ни одной мысли. Трудно поверить, что у него что-то отложится. Обратное, кстати, легче допустить: если человек не жил (имеется в виду — не участвовал в актуальном лично), но думал о том, как вообще живут — что-то отложится. И не встававший годами с кресла может чему-то поучить того, кто испытал на собственной шкуре все вещи в мире. Но идеальна, конечно, модель: сильнейшее впечатление — глубокий анализ. Тогда внутри человеческой души формируется структура. Значит, шестое: приобретенный инстинкт. То есть опыт. То есть сформированные ушедшим временем структуры души, которые отвечают за действия.
Седьмым выделим недеяние. На Востоке есть свой смысл этого слова, но мы не будем лезть в чужое сакральное. Вложим совершенно простейший смысл. Недеяние — как отказ от жизненной суетени, как отказ делать то, что можно, по правде говоря, и не делать. Что надо делать — то надо делать. А все прочее не стоит делать, даже если люди об этом будут просить. А пошли-ка сегодня туда-то, говорят правильному. Если хождение в это место выпадает из Пути, человек Пути всегда откажется идти. Это неинтересно, потому что не Путь. О Пути забьем коротко, а когда-нибудь скажем по-длиннее: все, что ведет к самоактуализации через сильные состояния, ситуации, сильную работу и размышления, все, что серьезно меняет серьезные вещи в мире — Путь. Их, конечно, миллионы. А недеяние распространяется на все то, что лежит за границами индивидуального пути личности. Идет просто рациональное структурирование времени и энергии, дающее в конечном итоге максимум эффекта при минимуме затрат. Гумилев ведь давал оределение пассионария: это не тот, кто обладает большим временем жизни и даже не превосходящей других в энергетике. Энергетика, как ни странно, почти у всех на одном уровне. Не говоря уж о времени жизни. Резерв одинаков, запас человека всегда состоит из двух: время и энергия. Но одни на этом равном запасе делают в жизни что-то достойное, а другие проживают распыленно, серо, нецельно, ничего не меняя и не оставляя после себя… По Гумилеву, разница только в сжатости. Пассионарий на чем-то фанатично зациклен и вкладывает в это весь резерв целиком. А большинство просто распыляет как энергию, так и время. Сегодня чушь, завтра чушь, послезавтра опять бытовые проблемы и ненужные разговоры, и опять чушь таким образом, под конец вся жизнь называется словом чушь. Это ее итог, приговор: чушь. Было время, время ушло — вот такая примерно канва, в это укладываются сюжеты почти всех жизней. Нет того, во что вылилось бы время, а если не вылилось — тогда рождение человека напрасно, мог бы и не рождаться, если нет того, что можно поставить как итог жизни. Итог, кстати, разный, тот самый, что не чушь (Путей ведь миллионы, как условились): много денег — итог, десятый дан — итог, философское понимание как итог, книги, музыка, картины, миллионы трупов… Вся это можно сложить на Страшном Суде и предъявить. Бог скажет: ну все, не ерунда, что-то у тебя было. А большинству обязан сказать: ничего, ребята, сплошная чушь. Время и энергия не были ориентированы по вектору, не были сжаты и помещены в одну решающую точку. Ну и пустота под конец. Впечатления и воспоминания как итог не принимаются, как бы хорошо Набоков не писал — мне он этого не докажет… Вот поэтому — недеяние. Лучше ничего не делать, чем ерунду. Лучше ничего не делать, чем делать плохо. Потому что достойные вещи делать плохо то же самое, что не делать достойные вещи (они, как правило, делаются только хорошо, а если сделано плохо — то нет даже факта действия, потому что факт правильного действия принимается только по результату). Вот поэтому можно годик полежать на тахте и посчитать ворон. Не вредно. У других на ворон уходит вся жизнь, но они не подозревают, потому что якобы действуют. На самом деле копошатся в мелочи. Им бы недеяния. Но они копошатся и никогда не посмотрят со стороны: вот, мол, копошимся, пора бы завязывать. Они никогда не поймут, как и с чем надо завязывать, пока не поймут реальный статус того, чем так увлеченно занимаются. Понятие недеяние им совершенно чуждо, для них это — лень. А лень прекрасная вещь, если с ленью умело работать. Человек ленится идти. Он изобретает велосипед, садится и едет. Трудяге идти не лень. Он идет, но на каком-то пункте его обгоняет изобретатель велосипеда. Обгоняет всегда, поскольку изобрести велосипед можно в любой ситуации. А на велосипеде всегда быстрее. Два правила: велосипед изобретается всегда и всегда дает преимущество.