Так хохотал Шопенгауэр
Шрифт:
Шел он по грязи, радовался дождю и смеялся. А чегой-то гнида смеется, когда печалится надобно, — подумали смурные крестьяне и повязали странного. Шопенгауэр не сопротивлялся. Больно надо с крестьянами воевать, в деревенских палить, на всякую хрень изводить патроны.
Доставили его в местный суд. Ай-да, думают, засудим дурковатого за отклонение от общепринятых норм. Чего это он радуется грустной погоде? Чего это он смеется, не убоявшись народного правосудия? Чего это он в костюме-тройке, когда сенокос на дворе?
Ох и насмеялся он вволю в судейском здании.
— Десять лет ему без права опохмелки, — настаивал прокурор.
— Десять лет чего? — хохотнул Артур.
— Десять лет оттрубишь в сельсовете писарем, — насупился прокурор. По правде, конечно, расстрелять тебя надо, но уж больно писарей не хватает.
— Ну ладно, — покорно сказал Шопенгауэр. — Народная воля — закон.
Уединился
— Обвиняется ересиарх за отклонение от правильной веры, — начал бубнить судья финальную речь.
Шопенгауэр не дослушал, рассмеялся звонко и пошел к выходу. Отодвинул в сторонку оторопелых, толкнул тяжеленькую дверь и вышел на мокрый воздух. Вдохнул полной грудью, и был таков. Никто, его, разумеется, не задерживал, ибо в хилых землях было заведено: приговор народного суда суть высшая правда, от которой не убежишь. Не было там аппарата государственного насилия. Приговоренные сами себя штрафовали, расстреливали и на попутках добирались до мест заключения. Ну, обычай такой у них, не тратиться на конвой.
О поступке Артура Шопенгауэра местные летописи оставили упоминание как о кратковременном визите Антихриста. Не по-людски он вел себя, ох, сука, не по-людски. От его люциферского деяния двое мужичков утопились, остальные крепко задумались, неделю глушали самогон, но так и ничего и не просекли, решили — чем черт не шутит, пока бог задремал.
А Шопенгауэр пошел дальше, не правду искать, конечно же. Что ее искать, правда и так в тебя, причем сразу и целиком. Нет, глобальнее цель имел — Артур Шопенгауэр искал кривду.
Дай-ка, думаю, начну ее выпрямлять. Глядишь, и начнется тогда в Хартлэнде правильная житуха. Набилась как-то в конференц-зал окрестная интеллигенция.
— Начать путь можно в любой момент, и в этом для людей заключается великая надежда, — порадовал он собравшихся. — В любой точке жизни можно встать и начать работать. Минувшее здесь не имеет значения, будь оно хоть самое распозорное. И вот это должно вас сильно обрадовать — минувшее не довлеет, там можно оставить любой позор и наплевать на него. Определяет не это. Собственно говоря, требуются две фундаментальные вещи: наличие желания и правильной картины мира. Понятно, что без желания никто никогда не начнет работатьм, это ясно. Картина мира элементарно нужна, чтобы не тратиться на дурные действия в достижении поставленного, делать все максимально совершенно, вот представьте: есть сложная ситуация, в ней миллион вариантов того, что можно предпринять, и только один вариант — того, что предпринять правильно, чтобы прийти к результату. Допустим, сложить строки в стихотворение, заработать миллион долларов, отбиться от десяти противников. Прийти к результату здесь — вопрос мастерства. Мастерство опять-таки выступает как знание некоего конкретного алгоритма поведения в данной единоразовой ситуации. Примечательно то, что конкретный алгоритм всегда выстраивается на основе абстрактных законов, то есть понимаешь законы — будет правильный алгоритм. Превратная картина мира в сознании всегда отразится на алгоритме, он будет кривым, косым и к результату не приведет. Ну вот давайте пошлый пример, отношения мужчина-женщина. Вопрос, что делать с вот этой конкретной женщиной, всегда зависит от того, как вообще на земле выстраиваются отношения мужчин и женщин, какие есть абстрактные законы. От законов зависит уже раскручивание конкретной ситуации, которая к чему-то приводит. Или не к чему не приводит, благодаря тем же законам. Ну вот, допустим, есть такое дурное мнение, очень распространенное, кстати: будто бы женщины можно добиться. И потому, конечно же, следует добиваться — раз это можно и правильно. На самом деле все идет по-другому закону, никто никого не добивается. Там все сразу решается, причем исходя из другого. Давайте оформим вопрос: отчего вообще зависит любовь женщины как таковой к мужчине как такому? Я тут насчитал три ответа. Самый дурной хочется сразу процитировать: будто бы чья-то любовь есть величина, прямо пропорциона льно зависящая от другой любви. Ты любишь — и тебя любят, причем пропорционально. Там в приделе ситуация выглядела бы так: безработный полюбил больше жизни принцессу Англии, и вот они поженились — ну раз больше жизни полюбил, как же по-другому может быть? Вот от этого надо избавляться.
Есть другой ответ, грубый сильно, но вот куда правильнее — онтологический статус мужчины там идет определяющим фактором. Я добавляю мудреное слово «онтологический», но это скорее для точности. Если бы сказал статус — сразу представилось, что речь идет только о социальном статусе. А там шире. Тело, строй души —
Так вот, женщина изначально слаба, просто по природной энергетике слабее мужчины, придурочный феминизм это только подчеркивает. Ей же трудно самой что-то по жизни сделать. И денег наварить тяжело, я уж не говорю о власти или создании шедевра, или какой-то рискованной жизни, ведь рискованнная жизнь тоже ценнность — как деньги или художественный талант. А потребность иметь смысл фундаментальна, для женщины простейшее — прислониться к мужчине, который уже реализован по этой жизни, быть ему нужной, полезной, там все просто: она отдает любовь, а он делится с ней смыслом, которым уже обладает, у любого мастера или крутого бизнесмена смысл есть, его можно разделить на двоих — не убудет. Для мужчины, кстати, любовь менее значима, ему проще отыграть свою жизнь в каких-то других не менее актуальных точках, например, в настоящей мужской работе. Так вот, это второй ответ на вопрос — подчеркивание онтологического статуса мужчины, того, чего он достиг на момент знакомства с конкретной женщиной, заделался вице-премьером (вот настоящая мужская работа!) или ушел в душевнобольные.
Это, конечно, истинный взгляд на вещи, но разумеется, не полностью, он не дает полного описания, не учитывает еще чего-то главного, упрощает мир — а мир все-таки чуть сложнее устроен. Есть третий взгляд, что настоящее всецело определяется прошлым. Любовь ведь или есть, или нет. Вот какой-то образ — к нему возникает чувство или не возникает, а наличие чувства вытекает из сформированных структур души. Иными словами, может или нет некто А полюбить некоего В — зависит от того, что у А внутри, какие там душевные структуры, или личностные конструкты, называйте как хотите. Личностные конструкты — то невидимое и реальное, что сделала вся предшествующая жизнь человека, и что сфомировано множеством случайного, через которое он прошел раньше. То, что определенным образом деформирует взгляд на мир, он ведь у каждого из нас деформированный, только Бог видит вещи такими, какими они есть — а человек созерцает через призму личностных конструктов. И вот если конструкты двух людей стыкуются особым образом, мы имеем событие в мире, называемая любовь. Стыкуются или нет, причем сразу — ну и где кого можно добиться, если так? Только онтологический статус, только личностные конструкты, причем все вместе, а усилия здесь нет и быть не должно — то есть не должно быть процесса, который может создать то, чего нет. Представьте, что изначально несимпатичный женщине мужчина начнет ей каждый день дарить цветок. Да она его возненавидит — это девяносто пять процентов. А если не возненавидит, то дело не в цветках, можно было ее сразу изнасиловать и все бы наладилось, значит, он все-таки подсознательно симпатичен.
Отвлеклись мы, причем на жуткую банальщину, не хотел я залезать в примитивы, но пришлось: на примитивах все яснее видно. Собственно говоря, нужна была только иллюстрация того, как конкретное зависит от абстрактного. Как абстрактные законы, сочиненные Господом Богом, определяют совершенно конкретную модель поведения: не надо в пустоту дарить цветы, надо просто ждать новой жизни и новых встреч, и потихоньку с «москвича» пересаживаться на джип, и не в джипе, конечно, дело.
Так вот, имеет смысл делать две вещи — отстраивать некую картину мира в голове и что-то делать, обязательно делать, на основе того, что отстроено в голове. Впрочем, делать что-то возможно лишь при наличии желания.
Кстати, я удивляюсь: ну почему мир так беден именно на желания? Ну почему я не встречал толпы людей, которые хотели бы мирового господства? Да любой этого должен хотеть, это естественно, а вот хотеть всякой ерунды — не совсем естественно. Большинство людей исренне хотят себе только того, что почти что на дороге валяется, а о большем — не задумываются НИ РАЗУ в жизни, по крайней мере, не видно, чтобы задумывались. Здоровья хотят, божеской зарплаты, отсутствия опасности и врагов, сексуального партнера. Все. А губернатором стать не хочется. И депутатом госдумовским. Я уж не говорю о посту президента, полномочиях диктатора и мировой гегемонии. Не хотят, идиоты, здесь ведь даже ничего не требуется — пусть для начала захотят. Нет, куда уж нам, наша хата с краюшку… Вот это надо сдвигать в первую очередь. Никто ведь не хочет стать умнее всех! И никто не хочет быть самым сильным! То есть хотят, конечно — но единицы.