Так не бывает
Шрифт:
— О, голос прорезался! — искренне обрадовался мужик, теперь излучая удовольствие и предвкушение всем своим видом. — Жаль, тут для пирсинга ничего нет, совершенно не подготовились. Надо будет в следующий раз исправить. Они очень забавно реагируют, его же можно сделать где угодно, — обратился он к остальным, с интересом наблюдавшим за его действиями.
— Ну, вот это сойдет, — он взял с подноса, принесенного услужливым сотрудником, зажим, и сжал им обожженный сосок. Снова, когда Камаль думал, что боли сильнее быть уже не может, он ошибался. Его за руки держали уже двое, придавив локти к столу.
Невыносимая
«Наверное, так сходят с ума…но если я все-таки придушу какую-нибудь из этих тварей, то ничего не жалко!»
Он даже почти не отреагировал, когда кто-то стряхнул пепел прямо ему в раскрытую ладонь, радостно прокомментировав свое действие: «А вот и пепельница нашлась!».
Снова взвился от боли он только тогда, когда сигарету затушили тоже о ладонь. Но его держали крепко.
В те моменты, когда еще получалось здраво мыслить сквозь боль, он понимал, что никаких серьезных увечий, «несовместимых с жизнью», ему не нанесли. Значит, это может продолжаться неизмеримо долго, или продолжится в следующий раз, на следующий день… Самое страшное — привыкнуть и с тупой покорностью надеяться, что в этот раз будет не так плохо, что можно потерпеть… Лучше уж тогда тупое существование обдолбанного овоща, который уже не соображает, что с ним делают. А еще лучше все-таки не терять надежду, не смогут его караулить вечно, не смогут держать все время прикованным…
По чьему-то знаку его руки освободили и тут же его резко наклонили вперед, почти сложив пополам. Он почти задохнулся от неожиданности, а в это время кто-то цепкими пальцами ощупывал спину и сокрушался:
— Тату здесь бы хорошо получилось… всегда мечтал сам сделать татуировку. Но не на себе, естественно, — хохотнул очередной выигравший.
У Камаля уже не оставалось сил бояться, но инструмент для нанесения татуировки в неумелых руках… ему чуть не стало плохо.
Впрочем, человек, разочарованный отсутствием инструментов, нашел выход: Камаль почувствовал на спине холодный металл, а потом резкую боль, когда нанесли порез. Гаденыш еще комментировал свои действия:
— Придется так рисовать… Тоже интересно, правда, тренироваться больше надо.
Порезы ложились ровно, видимо, для рисовавшего в этом был свой смысл. Он работал как-то профессионально, ни разу не сделав слишком глубокий порез, и вытирая чем-то теплую кровь, выступавшую из разрезов и бегущую по спине.
Глава 12
Два дня назад
Камаль
Я услышал чьи-то слова:
— А, может, посолить теперь? Или поперчить? Будет стейк с кровью.
— Нет, подождите, а то он сильно дергаться будет… а сейчас моя очередь. Самое интересное начинается.
Почему-то от слов второго меня посетило плохое предчувствие, хотя куда уж хуже.
И когда меня стали освобождать от креплений, предчувствие уже вопило в полный голос, потому что
Логика, здравый смысл, надежда: «а вдруг, если буду слушаться, меня пощадят» давно уже меня покинули. Страх, ненависть, желание отомстить, вырваться, причинить боль в ответ — вот это осталось. Дернулся я сильно, практически раскидав двух или даже трех человек, мимолетно подумав, что никто из них один-на-один со мной бы точно не справился. Но только честными драками здесь точно не баловались — меня быстро скрутили, не без помощи охраны. Точнее, как раз без охраны они бы и не справились — двое спортивных парней в одинаковой черной форме успокоили меня очень быстро, даже не запыхавшись. Для них это работа. Наверное, бывает работа и похуже. Интересно, кто трупы выносит? Они же? Или уборщики, для которых это тоже работа?
Они же кладут меня грудью на стол, растревожив все ожоги и порезы, и держат так профессионально, надавливая на плечи и руки, что двинуться невозможно, можно только шипеть сквозь зубы от боли. В процессе с меня давно свалились все тряпки, которыми меня вначале обмотали, и я абсолютно голый. Обнаженный человек среди одетых чувствует себя очень неловко, это способ морального давления… В моем случае он чувствует себя куском мяса, которым сейчас и является.
— Держите его вот так, чтобы не дергался… ты отойди сюда, а то мне не подойти, — говоривший подходит ближе и надавливает мне на поясницу.
Тварь такая! Я догадывался, что может найтись любитель подобных развлечений, но все-таки надеялся… Но неожиданно оказывается, что острота происходящего сглаживается, почти теряется на фоне того, что уже было. Меня держат так, что невозможно пошевелиться, и кто-то ляпнул на задницу что-то холодное и скользкое. И мне почти все равно. Если бы это случилось в первый или второй день, тогда, у Андрея, я бы сошел с ума. А сейчас, наверное, с ума я сойду от чего-нибудь другого.
После смазки в меня под напряженные смешки присутствующих запихивали какую-то игрушку. Просто омерзение и боль. О другом я запретил себе думать. Мужчина я после этого или не мужчина — если бы мы были в равных условиях, меня не держали бы эти амбалы, то мы бы решили между собой, кто здесь мужчина.
Моя реакция явно их разочаровала. А мой организм, по-моему, просто перестал все воспринимать. Сознание я не терял, хотя очень хотелось, но просто все стало как через вату…
А вот когда кто-то очень находчивый решил «взбодрить» игрушку и поднес к лицу, а потом к глазам лезвие, я порадовал их своей реакцией. А потом от нескольких царапин все-таки потерял сознание.
Настоящее время
Я машинально дергал какие-то путы, которыми меня привязали, пытался то так, то эдак повернуть кисти — и вдруг почувствовал, что у меня получается! Это непередаваемое ощущение, когда ты зачем-то развязываешь туго затянутый узел, и наконец он поддается! Действуя осторожно, перестав дергаться, чтобы случайно не затянуть все обратно, я почти освободил руки. А ноги мне не привязывали, видимо, я действительно плохо выглядел — куда такой убежит!