Так умирают короли
Шрифт:
На появление мужа Шарлотта отреагировала скупой улыбкой. Она приказала кормилице увести Шарля и жестом показала Роберу, что тот может присесть. Граф с ужасом заметил, как побледнела и осунулась его жена с последней встречи. Он присел на постель, проигнорировав приготовленное для него кресло. Взял графиню за руку, поборов сиюминутное сопротивление.
– Выйдете в сад, душа моя. Вам нужно пройтись.
– Я устала.
– Тем более, вам нужно пройтись.
Шарлотта бросила на него взгляд, будто говорящий «ах, я не хочу вас видеть», но промолчала. И где ее девичья непосредственность, где непередаваемое стремление поддевать его? Когда-то она доводила мужа до исступления
– Я волнуюсь, Шарло. На вас лица нет.
– Великодушный человек!
– воскликнула графиня.
– Вы разговариваете с женщиной, которая потеряла своего короля. И тоскует о нем. И все же проявляете сочувствие. Как вы можете, Робер? Как вы можете такое чувствовать к жене, которая вас предала! И до сих пор не жалеет об этом?
Он вздрогнул от этого «Робер». Шарлотта не называла его по имени. Она всячески старалась обходиться без лишней теплоты в словах и взглядах. Даже напоминание об измене не подействовало так, как интимное, слишком сокровенное для их семьи обращение.
– Я ваш супруг перед людьми, даже если перед Богом и сердцем вы выбрали себе другого. И на правах супруга я могу заботиться о вас.
Взгляд графини смягчился. Она легко пожала пальцы мужа, даже улыбнувшись.
– Вы изменились, граф.
– Изменился? Пожалуй. У меня двое сыновей, сударыня. И прекрасная жена. Я пришел к вам поговорить.
Она нахмурилась. Отняла руку. Поправила накидку на плечах и взглянула на мужа строже. Де Гресс в свою очередь выпрямился и замкнулся. Он думал о том, что собирается сказать. И о том, что, вероятнее всего, получит категоричный отказ. Или, что хуже – молчание. Он не привык объясняться с женщинами. Как правило, они сами пытались добиться внимания графа. Даже в ту пору, когда он был бароном и не имел никакого веса при дворе. Шарлотта стала его женой по воле короля. Но именно в этой женщине, которая ему по-настоящему никогда не принадлежала, Робер увидел что-то особенное.
– Я вас слушаю. Надеюсь, это не займет много времени?
Робер взял ее за руки и потянул. Женщине пришлось сесть на кровати и наконец привстать. Она попыталась вырваться и принять прежнюю позу, но муж не позволил. Де Гресс заставил ее встать. Шарлотте пришлось схватиться за его руки, чтобы не упасть. В итоге она оказалась в его объятиях.
Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть в глаза. Нарушение этикета. Обращался с ней как с какой-то девкой! Но в этом жесте было столько отчаянной нежности, что графиня не нашла в себе сил, чтобы возмутиться. Они не находились так близко… никогда. Именно такой близости с мужем Шарлотта не чувствовала с момента первой встречи. Когда-то он вызывал симпатию. Потом отторжение. Потом ненависть. Потом страх. В итоге ничего. И сейчас, стоя рядом с ним, чувствуя его руки на своей талии, она с необыкновенной ясностью поняла, что его слова о том, что он ее муж и останется с нею навсегда, в определенной степени оказались пророческими. Король ушел. Да, он не бросил ее, не сменил любовницу. Он умер. И эта разлука безвозвратна. А Робер остался. И, кажется, он устал от бесчисленных любовниц.
– Я предлагаю вам отказаться от добровольного затворничества.
– Вы не понимаете.
Робер заглушил ее слова, легко прикоснувшись к губам. Шарлотта вздрогнула. Граф выпустил ее из своих объятий и помог сесть в кресло.
– Вы думаете, я не терял любимого человека? Вам нужно жить дальше. Вы молоды и прекрасны. У вас двое замечательных сыновей. И, если изволите, у вас есть я.
– Я вас не узнаю.
Граф опустил взгляд.
– Я принес вам много боли. Моя ревность перевернула вашу жизнь и чуть было не задушила вашу чувственность, - при этих словах Шарлотта сначала побледнела, а потом мучительно покраснела. – Я виноват перед вами. Но и вы виноваты передо мной. А посему я предлагаю если не забыть, то хотя бы примириться с прошлым. Я предлагаю вам не просто называться, но быть моей женой.
– Я не заслужила такую милость.
– Не заслужили, - кивнул он.
– Равно как и я не заслужил прощения. Раз мы оба это понимаем, может, стоит попробовать?
Шарлотта посмотрела на него, не скрывая слез. С нее будто сорвали пелену. На щеках появился румянец, а в глазах - почти надежда.
– Если вы сможете принять меня, Робер… после всего, что было. Если ты сможешь меня простить… - Она расплакалась и спрятала лицо у него на груди.
Граф стоял, боясь дышать. Он тихонько поглаживал жену по волосам, думая только о том, как счастлив в это мгновение. Его переполняли чувства, которые нельзя было показывать. Ярость исчезла. Проснулась нежность, которой хотелось делиться. Он хотел начать с начала. Исправить ошибки. Снова завоевать ее доверие, пробудить интерес. А там, кто знает, может и чувства. В тот век, когда принцесс сажали за прелюбодеяние в тюрьму[2] или отправляли в монастырь, грешно забывать о святости семьи.
***
Шарлотта де Гресс с немым удивлением смотрела на графа, беззвучно спящего в ее постели. За все время супружества он ни разу не позволял себе заснуть подле нее, уходив сразу после близости. Но вчера она сама попросила его остаться. Было очень странно спать, положив голову ему на плечо и чувствуя, как он обнимает ее, трепетно и нежно прижимая к себе. Никогда еще де Гресс не был с ней так обходителен. И впервые со смерти Филиппа она почувствовала, что снова может дышать. Прошло полтора года. Время траура закончилось. Траура, всей глубины которого никто бы не смог постичь.
Она не тронула слезинку, скатившуюся по щеке. Протянула руку и коснулась волос мужа. Упругими крупными кудрями они обрамляли благородное лицо, на котором уже отразилась печать печали и тоски, которые граф тщетно пытался скрыть. Они женаты девять лет.
Девять лет.
Она взрослая женщина, у нее двое сыновей. Но сейчас она смотрела на мужа, которому к концу году исполнится тридцать пять, так, словно видела впервые. Он показал себя с новой стороны. С той, о которой Шарлотта грезила в первый год замужества.
– Солнце встало, монсеньер.
– С солнцем просыпаются только моряки, - улыбнулся, не открывая глаз он и притянул жену к себе.
Она приглушенно рассмеялась, положила руки ему на грудь, позволила себя поцеловать.
– Ты - мое солнце, Шарлотта, - прошептал де Гресс. – Ты вернулась ко мне. И осветила мою жизнь. Когда-то болезнь чуть не забрала тебя у меня. И, когда чудо помогло тебе выжить, я дал слово, что больше ничем не огорчу тебя. Я простил тебя. И смиренно жду, что ты простишь меня. Я люблю тебя.
[1] Оммаж (фр. hommage), или гоминиум (лат. homagium или hominium) — в феодальную эпоху одна из церемоний символического характера; присяга, оформлявшая заключение вассального договора в Западной Европе Средних веков; заключавшаяся в том, что будущий вассал, безоружный, опустившись на одно колено (два колена преклоняли только рабы и крепостные) и с непокрытой головой, вкладывал соединённые ладони в руки сюзерена с просьбой принять его в вассалы. Сюзерен поднимал его, и они обменивались поцелуем. (Википедия)