Так велика моя любовь
Шрифт:
Ее глаза устремились к гобелену и расширились, когда она вспомнила о спрятанной за ним дверце.
— Ах негодяй! Мне следовало бы быть осторожнее!
Глава 14
Солнце село, утонув в тяжелых серых облаках, но к утру небо очистилось, и живительные лучи осветили землю, растворив в своих потоках унылую дымку, в течение последних нескольких дней окутывавшую замок на холме. Как Максим и предполагал, Николас навестил их, прибыв с эскортом из дружинников. Он привез с собой подарки: пяльцы, нитки, канву для Илис и бочонок эля многолетней выдержки для Максима. Девушка была чрезвычайно внимательна к капитану, визит которого
Николас распрощался с ними у входной двери, заверив, что в следующий раз приедет для того, чтобы отвезти их в Любек. Несмотря на его многословие, Илис с трудом понимала, что он говорит, так как все ее внимание было поглощено Максимом, который стоял прямо за ее спиной и не спускал с нее пристального взгляда.
Вечером того же дня, после ужина, Илис попросила Фича затопить камин в ее комнате. В присутствии Максима она приказала слуге приделать задвижку к потайной дверце с внутренней стороны, чем в некоторой степени утолила бушевавший в ней гнев. Она уединилась в своей спальне с вышиванием, предоставив его светлости смотреть на пустой стул на противоположном конце стола.
Еще недавно Максим всем сердцем стремился удалиться от людей и провести вечер в тишине и покое; сейчас же одиночество подавляло его. Он уже успел привыкнуть к обществу девушки, которое, как он теперь понял, доставляло ему огромное удовольствие, даже несмотря на то что почти все время они проводили в спорах.
Герр Дитрих убрал остатки ужина и улегся спать, а Фич и Спенс, чувствовавшие, что в отношениях между его светлостью и девушкой возникла трещина, молча занялись повседневными делами. Фич отправился готовить постель для хозяина, а Спенс, нагрузившись дровами, двинулся наверх, в комнату госпожи.
Увидев это, Максим принялся лихорадочно соображать, что же ему делать: провести остаток вечера в одиночестве или попытаться добиться общества девушки? Он не колеблясь принял решение и встал. Скорее в силу привычки он схватил меч, который в вечерние часы всегда был у него под рукой, и, догнав Спенса, последовал за ним в комнату Илис. Прислонившись к косяку, он наблюдал, как слуга складывает поленья возле камина. На столе, за которым расположилась Илис, горели две свечи, отбрасывая золотистые отблески на ее лицо. Максим не мог видеть, что при его появлении щеки девушки запылали. Единственное, что он знал, — что она стала для него божественным нектаром, которого он так жаждал.
Илис натягивала на пяльцы льняную салфетку. Наконец Максим прервал затянувшееся молчание и спросил:
— Вы собираетесь провести вечер в одиночестве или ничего не будете иметь против, если я составлю вам компанию?
То, как Илис вздернула свой изящный носик, свидетельствовало о еще не угасшей обиде. Она обратила на Максима холодный взгляд и равнодушно улыбнулась:
— Можете делать, что вам угодно, милорд. Вряд ли я имею право указывать, куда вам дозволено ходить в вашем же доме. — Оглядев комнату, она пожала плечами и добавила: — В таком, как этот.
Спенс поспешил убраться. Когда он проходил мимо его светлости, то бросил на него обеспокоенный взгляд. Илис, продолжавшая подозрительно смотреть на своего гостя, казалась маленькой и беззащитной рядом с широким и мускулистым Максимом, освещенным пламенем камина. Насколько Спенсу было известно, лорд Сеймур всегда держался как истинный джентльмен, когда оказывался в обществе дам, поэтому он надеялся, что его господин не потеряет голову, если у них начнется ссора, как это было в день его приезда.
Лицо Максима расплылось в улыбке, он придвинул к камину стул и сел.
— Как я вижу, вы еще не простили меня.
— Я не предполагала, что вы ждете этого от меня, милорд, — натянуто ответила Илис. — У меня сложилось впечатление, что вы полностью оправдываете себя.
Максим взмахнул рукой.
— Во всяком случае, я оставил вам полное ведро холодной воды.
— Гм!
Отмахнувшись таким образом от его вполне логичного довода, девушка принялась раскладывать яркие нитки. На мгновение она нахмурилась и издала звук, похожий на ворчание. Взгляд Максима, внимательно следившего за ее движениями и выражением лица, смягчился. Сколько бы Илис его ни дразнила, она все равно олицетворяла собой домашний покой и уют. На него все сильнее действовала царящая вокруг девушки атмосфера. Ему очень нравилось находиться в ее обществе, и внезапно Максим осознал, что, несмотря на их ссору, ему гораздо приятнее быть рядом с ней, чем с любой из знакомых женщин. Образ Арабеллы превратился в некое подобие тени и ушел в прошлое. И он понял, что никогда не вспомнит о других женщинах, если Илис распахнет ему свои объятия.
Всем сердцем желая помириться с ней, он предпринял несколько попыток разговорить ее, но девушка упорно молчала. Максиму, который убедился в бесполезности своих попыток, стало совершенно очевидно, что она полностью погружена в себя и будет играть роль обиженной дамы до тех пор, пока не соизволит простить его.
Он откинулся на спинку стула и вытянул ноги, устроив их па каменном выступе камина. Потом, сложив руки и закрыв глаза, предался воспоминаниям о том мгновении, когда стоял над ванной и смотрел на обнаженную девушку. Даже то, что она не хочет разговаривать с ним, не заставит его уйти и провести остаток вечера в одиночестве, во всяком случае, сейчас. Гораздо приятнее сидеть рядом с ней, пусть и обиженной, чем не видеть ее вообще.
Илис продолжала сортировать, нитки, подозрительно поглядывая на того, кого считала своим мучителем. Перед ней был человек, заставивший своих слуг пойти на преступление. Перед ней был человек, виновный в ее похищении и ответственный за все неудобства, что ей приходится терпеть. Перед ней был человек, который привез ее в чужую страну, где она слышала только незнакомую речь, который нагло ворвался к ней в комнату, чтобы отомстить ей, и помешал принимать ванну. И все же его присутствие волновало ее, рождало в сознании целый рой бередивших ее душу образов, а его взгляды пробуждали в ней странный восторг.
Внезапно до Илис дошло, что дыхание Максима стало ровным и глубоким. Она знала, что в последнее время он почти все ночи проводил в беседах с Николасом и мало спал, однако ей было трудно допустить, что он оказался таким лицемером, заснув, когда она сидит рядом с ним. Это только усилило ее раздражение. Илис почувствовала себя задетой. Это оскорбительно, это недопустимо! И чем дольше она разглядывала его лицо с правильными чертами, тем сильнее разгорался пожар ее возмущения, пока в ее глазах не заблестели огненные искорки. Все в ней восстало против подобного унижения.