Такая работа
Шрифт:
И голос у него сейчас был как мертвый котенок на руках у первоклашки.
У меня даже зубы заныли. Цыбулин забрал у майора остатки валерьянки, опрокинул их себе в рот, а потом швырнул пузырек в снег с непонятной злостью и буркнул:
— Идемте.
И мы пошли, надеясь, что выстрелы не спугнули наших гостей. Иногда у тебя не остается ничего, кроме надежды.
Стараясь не обращать внимания на тяжкую, глухую тоску, текущую через нас, мы шли по дороге между аккуратных нумерованных участков. Место два. Место четыре-пятнадцать. Сдвоенные места за кованой оградкой —
Мертвые.
И даже точно зная, что со смертью человека ничего важного лично для него не заканчивается, я всей шкурой ощущал бессмысленность всего, что мы делали, перед лицом этого простого факта.
Мертвые — мертвы. Они никогда больше не будут теми, кого мы знали. Они никогда больше не будут любить нас, как прежде. Они никогда больше не вернутся к нам из своей другой, новой жизни. Это здорово, что она у них есть.
Правда, здорово.
Но тем, кого они оставили здесь, от этого не легче.
Мне чертовски хотелось завыть, но вместо этого я прикусил кулак и уставился на цыбулинскую спину. Полковник пер вперед, как атомный ледокол «Ямал».
Она сидела на чужой кухне и не очень понимала, что здесь делает.
Стрелки часов ползли по циферблату — тараканьи усы. На столе перед ней лежала толстая книга, открытая на середине. Она не понимала ни слова из того, что было в ней написано, хотя читала уже несколько часов. Ей хотелось писать, но не хотелось проходить мимо двери в комнату.
«Хеппи нью еа, хеппи нью еа!» — тихонько лилось из колонок старенького, еще кассетного магнитофона на холодильнике. Песня крутилась уже шестой или седьмой раз — она нажимала на кнопку и перематывала кассету обратно, всякий раз попадая точно на начало. Помаргивал зеленый огонек на дверце. До новогодней ночи оставалось двое суток, а она все еще не знала, что будет делать, когда эта ночь наступит.
Как встретишь, так и проведешь. Вот так-то. Мир существует, потому что существуют правила. У причин есть следствия. Всякий поступок несет в себе зерна будущего, и будущее это может вам здорово не понравиться. Этого нельзя изменить, даже когда очень хочется.
Могло ли как-нибудь в прошлом сложиться так, что она бы вышла замуж за Кира, а не за своего мужа?
«Щелк-щелк», — говорили настенные часы. И она знала, что это значит. Каждому достается только то, что может достаться. То, чего этот каждый заслуживает. И сложись все по-другому, как знать, не получилось бы хуже. Намного хуже.
Где-то там, на другом краю города, Папернов искал ее и не находил. Кир говорил — это не любовь, но что, черт побери, может знать о любви человек, ни от кого эмоционально не зависящий, никого не зовущий на помощь, когда становится невтерпеж, никого не пытающийся удержать? Не представляющий себе, как можно так нуждаться в другом человеке, что средства сохранения этой связи становятся уже не важными.
Мысли были четкими
Она слышала, как женщина — ее подруга? сестра? сиделка? — насвистывает себе под нос, уютно устроившись на диване. У этой женщины, наверное, было такое право. Наверное, это был ее дом. Не Риты.
Внутри было пусто, как если бы она уже убила себя. Ей всегда этого хотелось.
Затылок и шея у меня были мокрыми, а руки дрожали так, что я вряд ли удержал бы в них даже зажигалку. Карим чувствовал себя не лучше, но все же нашел в себе силы включить фонарь, чтобы светить нам под ноги.
Хреновый из меня герой.
Я просто переставлял ноги. Шаг. Еще шаг. Если у тебя получается сосредоточиться на чем-то, всегда становится легче. Есть дело, которое ты должен закончить. И плевать, что результат твоей работы, каким бы он ни был, ничего глобально не изменит. Такие, как Ник или тот парень, который поднял Давлата с Курской, будут всегда.
Понимаете, о чем я?
У меня как-то получаются штуки, которых не могут делать другие люди. Я чую мертвых, а они слышат меня. Я знаю, как отправить их домой тогда, когда они сами не могут уйти. Я способен отыскать потерявшуюся собаку, просто настроившись на нее, как радиоприемник на волну. Иногда я даже убиваю монстров.
Но я и близко не представляю, как сделать так, чтобы люди по собственной воле перестали в них превращаться. Может, бог знает, только не вмешивается. Наверное, у него есть на это причины.
Мары не приближались, но держались неподалеку. Они будто следили за нами, надеясь, что запах быстро выветрится и тогда им удастся пожрать. Только я рассчитывал свалить отсюда раньше, чем это произойдет.
— Я лопаты тут оставил, — внезапно сказал Карим. — Возьмите, вон они к оградке прислонены.
— Зачем? — Караев сбился с шага, обернулся на него удивленно.
— Ну чтоб больше похоже было, что вы тут работаете. — Парень пожал плечами, всем своим видом демонстрируя, что не настаивает. — Так никто не забеспокоится раньше времени.
Цыбулин решительно взвалил лопату себе на плечо, я взялся за отполированную десятками рук деревяшку — и в этот момент почувствовал присутствие наших гостей.
Морфо Гекуба, одна из самых крупных бабочек подсемейства морфид, способна определить точное местоположение своего сородича с расстояния около пяти километров. Может быть, если бы у меня были усики, я бы тоже так умел. Потому что сам механизм, позволяющий это делать, у меня точно работал.
Я ни черта не видел впереди, за кругом света от фонаря. Это не мешало мне знать, где находится другой некромант и что он делает.
— Они начали ритуал, — сказал я и сам поразился тому, как испуганно прозвучал мой голос.
— Мы можем прервать его? — деловито спросил Караев.
— Можем попробовать, — отозвался я. — Но за последствия я не поручусь. Есть ритуалы, которые прерываются, только если убить того, кто их проводит.
— Принято. — Майор кивнул. — Это как раз такой ритуал?