Такая работа
Шрифт:
У современной цивилизации есть много плюсов.
Интернет.
Электричество.
Возможность посидеть в теплом сортире.
Но есть кое-какие довольно гадкие побочные эффекты, связанные с привычкой знать, как устроен мир. Мы слишком привыкли к наличию неопровержимых доказательств. Но на свете есть множество вещей, к которым очень трудно присобачить фиксирующую технику. Одна из них — смерть.
Детям нередко кажется, что, умирая, близкий человек бросает их. Он уходит, потому что отчего-то
Все наоборот.
Когда человек умирает, он утрачивает свои привязанности.
Это не плохо и не хорошо — это факт. Почему-то никого не удивляет, что дети, бывшие в ясельной группе детского сада лучшими друзьями, порой даже не могут узнать друг друга, став взрослыми. Просто с течением времени многое становится совершенно не важным: и кубик, которым трехлетний Стасик рассадил тебе бровь, и та игрушка, которую ты подарил Леночке, чтобы она не плакала.
Смерть ничем принципиально не отличается от процесса превращения детки во взрослого человека. Только времени это занимает обычно куда меньше.
Это я к тому говорю, что она не является чем-то неправильным или неестественным.
Но это не отменяет того факта, что большинство современных людей умирает в страхе. У них нет доказательств, что после смерти с ними все будет хорошо. Вот из этого страха и рождаются мары.
Ладонь Олега в моей руке была мокрой. Он пялился себе под ноги так внимательно, точно от этого зависела его жизнь. Солнышко вышло из-за туч, и снег вокруг нас искрился. Благодать, да и только. Я вытащил еще одну лягушку, уже начавшую терять подвижность. Вода в банке была уже совсем холодной.
Нам следовало поторопиться.
— Именем твоим, Катарина, я приказываю тебе явиться, — сказал я. — Я призываю тебя и указываю тебе путь.
Формулы часто звучат глупо и пафосно, но они работают. А больше от них в общем-то ничего не требуется.
Вторая лягушка последовала за первой. Шмякнулась на труп, оставив на снегу дорожку из красных капель. Олег ахнул, а у меня в ушах застучало и перед глазами на мгновение опустилась дымчатая пелена. Как будто давление резко поднялось. Я покачнулся, но на ногах удержался.
Десять минут. Хороший результат. В последний раз я полчаса корячился, пока не получил первый отклик. И это при том, что мар и близко не было. Можно было бы порадоваться тому, что я профессионально расту, но отвлекаться пока не стоило.
Вдоль стены скользнула тень и жадно припала к лягушке, которая была посвежее. Призраки могут издавать разные звуки, если почему-то считают нужным так делать.
Эта чавкала.
Селиверстов не поднимал на нее глаз. У него подрагивали плечи, но он отлично держался. Особенно
— Можешь спрашивать, — сказал я, когда она наконец наелась. Это легко было определить. Чужая плоть на время вернула Катарине иллюзию тела. Теперь она казалась вполне материальной. Желтые волосы слегка вились, словно были влажными, а серая шелковая юбка липла к ногам. Ее губы были испачканы красным. Как помада, только неаккуратно наложенная.
От обеих лягушек только шкурки остались. И, кажется, одна задняя лапка.
— Она меня слышит? — неуверенно уточнил Селиверстов.
— О да, я тебя слышу, стражник.
Призрак Катарины плавно развернулся и уставился на Олега голодными глазами. Она не могла переступить через границу круга, но я знал — ей этого ужасно хотелось. Пара лягушек — отличная вещь, если больше ничего нет. Но целый человек, наполненный теплой живой кровью, — это же намного лучше. Во всяком случае для того, кто раньше был вампиром.
— Боишься меня или все-таки подойдешь поближе? — Ее низкий грудной голос даже меня заставил дрожать. Селиверстов как завороженный подался вперед.
— Не двигайся, — рявкнул я. — Я же сказал стоять на месте и глаза вниз. Это последний раз, когда я для тебя что-то подобное делаю!
— Извини. — Олег смутился. — Я не думал, что это будет выглядеть настолько реальным.
— А думать тебя никто и не заставлял, — сказал я. — Иногда надо просто слушаться. Это техника безопасности, а не моя прихоть. Если я говорю — «падай», надо падать, а не размышлять, почему это я приказами разбрасываюсь. Понял?
— Извини, — повторил Олег. — Понял, конечно.
Катарина заскользила вдоль границы круга, выискивая разрыв. Я был уверен, что не допустил ошибки, но на мгновение мне стало не по себе.
— Я могу быть уверен, что она скажет правду? — деловито спросил Селиверстов, доставая ручку и папку.
— Ну в дело ты ее показания все равно подшить не сможешь. — Я пожал плечами. — Теоретически она вполне может солгать. Но мне кажется, что она хотела бы наказать того, кто ее убил. Они все этого хотят.
Катарина вздрогнула, как будто я ее ударил.
Остановилась и уставилась на меня.
— О чем ты говоришь? — спросила она. Ее голос накрыл меня, как снежная лавина.
Холодно. Темно. Я не сразу вспомнил, как надо дышать.
— Что ты такое сказал? — повторила она, прижимаясь всем телом к границе круга, точно хотела продавить невидимый барьер.
— Вы можете описать человека, который вас убил? — спросил Селиверстов.
Катарина смотрела только на меня и молчала, скользя ладонями по прозрачной стене. Вверх-вниз. Вверх-вниз.