Такер
Шрифт:
Мы остановились на вершине горы; справа от нас располагался скалистый уступ, а слева — обрыв. На склоне горы росли редкие сосны, стволы которых под действием ветра и непогоды приняли самые причудливые формы. С уступа свалилось несколько валунов, которые лежали прямо на дороге. Прилетела сойка и уселась на камень недалеко от вершины уступа.
И тут меня словно осенило.
— Тобин, — спросил я, — есть ли еще на дороге такие уступы? Такие места, где дорога проходит мимо скал?
— Да их тут полным-полно. Когда строили эту дорогу, то взрывали скалы и срезали
— А здесь случаются камнепады?
— Всякий раз после бури дорога оказывается завалена камнями. — Тобин посмотрел на меня, и его лицо приняло озабоченное выражение. — А почему ты спрашиваешь об этом?
— А что вы делаете, когда видите камни на дороге?
— Замедляю ход, конечно. Некоторые валуны бывают такими большими, что если они попадут под колесо, то дилижанс сможет опрокинуться. Кроме того, надо беречь лошадей.
Сильва повернулся и смотрел на меня.
— Да, ты прав. Наверное, бандиты попробуют остановить нас именно так.
— Давайте сходим и проверим, — предложил Тобин, слезая со своего места.
— Сомневаюсь, что они будут ждать рядом с первой россыпью камней. Скорее всего, у второй или третьей.
Немного поразмыслив, кучер кивнул и снова забрался на козлы.
Я проверил, заряжен ли дробовик. В нем было два патрона. Рядом со мной на сиденье стояла коробка с патронами, и я достал оттуда шесть запасных и положил их в карман, а потом снял с предохранителя свой револьвер.
Не успел Сильва усесться на свое место, как дилижанс тронулся. Тобин пустил лошадей вскачь, и мы начали спускаться с горы. Он твердой рукой правил лошадьми, стараясь не снижать скорость на крутых поворотах дороги.
Мы проехали около мили, как вдруг до моих ушей донесся окрик Тобина, и я почувствовал, что лошади пошли медленнее. Из бокового окна я увидел, что дорога перегорожена обломками скал и целой россыпью мелких валунов.
Дилижанс медленно обогнул препятствие, и Тобин уже собрался снова пустить лошадей вскачь, как с уступа, нависшего над дорогой, раздался крик:
— Стоять! Если лошади сделают хоть шаг, ты будешь убит!
Голос, вне всякого сомнения, принадлежал Хеселтайну. В то же самое мгновение с уступа на дорогу спрыгнули три человека и бросились к дилижансу. Один из них направил винтовку на Тобина.
Сильва выстрелил в человека, стоявшего, как я догадался, на уступе, но которого я из дилижанса видеть не мог. Я ногой распахнул дверь и, выпрыгнув на дорогу, заорал:
— Тобин! Гони лошадей!
Человек, державший кучера под прицелом, повернулся, чтобы выстрелить в меня, но я успел всадить ему пулю прямо в грудь. Повернувшись, я выстрелил в его товарища.
Тобин с криком огрел хлыстом третьего нападавшего, и перепуганные лошади понесли.
В землю прямо у моих ног ударила пуля, и я прыгнул в кусты, споткнулся о корень и упал, не выпуская из рук дробовик, в котором уже не был патронов.
Выхватив револьвер, я тут же вскочил, но на дороге никого не было, за исключением мертвого тела. Переломив дробовик, я вытащил пустые гильзы, зарядил стволы двумя патронами
Стояла тишина. На открытой местности было тепло, но здесь, под кронами сосен, было прохладно. Как странно: только что свистели пули — Сильва и Тобин тоже стреляли, но, занятый своим делом, я не видел в кого, — и вдруг все стихло. Я не знал, удалось ли моим попутчикам убить кого-нибудь, и понятия не имел, куда подевались бандиты.
Я был совсем один. На дороге лежало мертвое тело, — а может быть, бандит был только ранен. Где же его товарищи?
Сильва тоже стрелял и, наверное, не один раз, и в него тоже стреляли. Первым выстрелом я снял человека, стоявшего рядом с головой лошади, вторым — не задел никого, но я мог бы сделать еще несколько выстрелов, если бы видел, в кого стрелять.
Я осторожно подался назад, кинул быстрый взгляд в ту сторону, куда собирался идти, и побежал, скрываясь за камнями и кустами, вдоль дороги вниз по склону, туда, куда уехал дилижанс.
Пробежав немного, я остановился и огляделся. На вершине горы и ниже по склону тянулись заросли кустарника, над которым высились редкие сосенки. В нижней части склона кустарник сменялся сосновым лесом. Гранитный уступ, с которого Хеселтайн приказал кучеру остановиться и с которого бандиты сбросили на дорогу камни, чтобы задержать дилижанс, располагался от меня метрах в тридцати. Слева высился утес из белого известняка, сплошь испещренный трещинами, высота которого достигала пятнадцати, а в некоторых местах и восемнадцати метров. У основания утеса рос кустарник. Мне пришла в голову мысль, что Боб и Рис, наверное, оставили своих лошадей в этом кустарнике, здесь утес надежно скрывал их от посторонних взоров.
Если они хотят скрыться отсюда, то для того, чтобы добраться до лошадей, им придется спуститься вниз по склону слева от меня. Вряд ли Боб рискнет идти по дороге, скорее всего, они заранее продумали, как будут уходить, но каким бы путем они не пошли, они все равно окажутся совсем рядом от меня.
Однако не надо упускать из виду и такую возможность, что бандиты, прежде чем исчезнуть, попробуют разделаться со мной — они ведь знают, что я остался здесь и что у меня нет лошади.
В то же время они, конечно же, понимают, что кучер, прибыв на станцию, вышлет сюда наряд полицейских. Так что же сделают бандиты — сядут на лошадей и постараются побыстрее скрыться с места преступления или попытаются убить меня?
Я сидел под кустом, изнывал от жары и обдумывал ситуацию, как вдруг недалеко от меня раздался голос Риса:
— Боб, ты где? Кинг мертв.
Я занял очень удобную позицию — с того места, где я сидел, я мог держать под обстрелом всю округу. Спрятавшись за камнями, я крикнул:
— Эй, вы там, Боб и Рис! Гоните назад мои денежки!
На мгновение наступила тишина, а потом Боб крикнул:
— Эй, Такер, вали отсюда, слышишь? А то я приду и убью тебя!
— Приходи, Боб, я тебя жду, только не забудь прихватить с собой денежки.