Такие красивые глаза
Шрифт:
– В рекламном агентстве.
– И чем вы там занимаетесь?
– Пишу тексты.
– Ух ты! Про всякую там пепси-колу и прочее в том же духе?
– Не про пепси-колу, но в том же духе.
– Это просто чудесно. Понимаете, когда слышишь рекламу, тебе не приходит в голову, что её сочиняют люди. Должно быть, отличная работа, да?
– Да, - с улыбкой согласилась она.
– Хотя порой немного утомляет.
Мужчина покосился на её пустой бокал.
– Хотите еще?
– Спасибо, с удовольствием, - ответила она.
Он заказал ещё порцию
– А вот и оркестр. Может, потанцуем?
– Не сейчас.
– Вы, верно, лихо отплясываете.
– Да, неплохо.
– Готов биться об заклад, что вы занимались в студии.
– С чего вы взяли?
– Нутром почуял.
– Действительно занималась, но недолго. Только мамбо и освоила.
– А ча-ча-ча?
– Нет. Я бросила занятия, когда этот танец ещё не вошел в моду.
– Ничего. Их ведь великое множество, - он усмехнулся.
– После ча-ча-ча появится какой-нибудь га-га-га или го-го-го. По-моему, вполне достаточно уметь танцевать фокстрот, румбу и вальс. Если, конечно, вы не фанат этого дела.
– Вообще-то я люблю танцевать, - ответила она.
– Я тоже. Но этим не прокормишься.
– Полагаю, вы правы.
– Вы сюда надолго, Конни?
– спросил Джек.
– На две недели.
– Вот это совпадение!
– Так вы...
– Да! У меня как раз осталось две недели отпуска, - он помолчал.
– Мы можем прекрасно провести их вместе.
– Э...
– она замялась.
– Все время гадаю, каково это.
– Что?
– Да вы и сами знаете.
– Нет, не знаю.
– Ну, когда такая миловидная девушка ездит одна.
Она смерила его долгим взглядом.
– Да ничего, нормально.
– Наверное, вам бывает одиноко.
– Не очень часто.
– А по-моему, тоска зеленая.
– Я... я не прочь побыть в одиночестве.
– Уж мы с вами оттянемся, - молвил Джек, накрывая её руку своей. Несколько секунд она сидела неподвижно, потом убрала руку и взяла бокал.
– Как вы думаете, сумеете научить меня отплясывать мамбо?
– спросил мужчина.
– Дело нехитрое.
– А мне кажется, это сложный танец.
– Нет.
– Но впечатление складывается именно такое, - возразил Джек.
– Я всегда боюсь оконфузиться на танцплощадке.
– Танец очень простой.
– Наверное, вся премудрость в том, чтобы поймать ритм, - рассудил Джек.
– Но когда попадаешь на площадку и оказываешься среди настоящих мастеров...
– Он удрученно и растерянно покачал головой.
Конни знала, что засим последует. Она могла бы выдать очередную реплику Джека раньше, чем он сам. На миг ей безумно захотелось ошибиться, захотелось, чтобы Джек никогда не произнес тех слов, которые наверняка собирался произнести. На миг она пожелала, чтобы мужчина, хотя бы один мужчина, глядя на нее, искренне подумал, что у неё красивые волосы, тонкие брови и прекрасные глаза. Однажды, только однажды. Этого хватит, чтобы её сердце раскрылось как бутон, и из него хлынуло тепло, жаждавшее излиться на человеческое существо. Один, хотя
И тут Джек изрек:
– А может, дадите мне несколько частных уроков?
Конни не ответила.
– Тут малость душновато, вы не находите?
– не унимался он.
– Да... немного, - согласилась она.
– У меня в номере прекрасный кондиционер, - сообщил Джек и снова мило улыбнулся.
– Э... не знаю, - промямлила Конни.
– Можно заказать выпивку наверх, - предложил он.
– Почту за честь взять урок танца у такой хорошенькой девушки.
– Пожалуйста, не надо, - взмолилась она.
– Нет, я серьезно. Немного потанцуем...
– Пожалуйста...
– Выпьем по маленькой...
– Пожалуйста... пожалуйста...
– Чуток повеселимся...
Она посмотрела ему в лицо. Посмотрела трезво и спокойно. Ложь в глазах, ложь на устах.
– Ведь я некрасивая, - тупо проговорила она.
– Еще какая красивая, - заспорил Джек.
– Одна из самых красивых девушек в этой гостинице.
Конни резко кивнула и опустила глаза. На самом краю поля зрения виднелась рука Джека и тоненькая белая полоска на загорелом безымянном пальце. Он слишком поздно снял обручальное кольцо.
– Вы женаты?
– спросила она.
– Да.
Конни молча кивнула.
– Это имеет какое-то значение?
– Нет, - ответила она.
– Не имеет. Ничто не имеет никакого значения.
– Она поднялась.
– Приятного вечера и спасибо за виски.
– Эй, а как же урок танца?
Она молча вышла из бара. На глаза навернулись слезы, взгляд затуманился. Тем же вечером Конни покинула гостиницу. Похоже, оставаться дольше не имело смысла. Ничто не имело смысла. Она надела белый полотняный костюм и теперь вместе с коридорным нетерпеливо дожидалась лифта. Скорей бы убраться отсюда!
Открылись створки. Конни вошла в кабину, коридорный с четырьмя баулами втиснулся следом. Стоявший в углу кабины мужчина смерил Конни взглядом. Лифт неторопливо пополз вниз. Похоже, мужчина в углу нервничал. Ему было лет тридцать пять. В карих глазах читалось какое-то мрачное торжество. Кажется, мужчина хотел заговорить с Конни, но не проронил ни слова, только нервно дергал кадыком. Наконец, когда лифт почти достиг первого этажа, мужчина едва слышно произнес:
– У вас такие красивые глаза. Самые...
– Он смущенно взглянул на коридорного и лифтера.
– Самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видел.
Конни повернулась к нему; её лицо пылало и дышало ненавистью.
– Заткнитесь!
– прошипела она.
– Заткнитесь и будьте вы прокляты!
Открылись дверцы, и лифтер возвестил:
– Вестибюль.
Конни вышла из кабины. Мужчина смущенно взглянул на лифтера, пропустил вперед коридорного с баулами и ступил в вестибюль. Он смотрел на Конни, пока та расплачивалась с портье, пока коридорный вытаскивал её баулы на улицу и останавливал такси. Потом долго смотрел вслед отъезжающей машине с одинокой фигуркой на заднем сиденье. Коридорный вернулся в вестибюль, запихивая в карман доллар.