Такое простое счастье
Шрифт:
А он хотел, чтобы посмотрела. Хотел увидеть в ее глазах унижение.
Летти запихнула бюстгальтер в сумку, сунула босые ноги в туфли.
– Как неприятно, что презерватив порвался, – сказал он.
– Что?
– Презерватив. Разумеется, я им пользовался. Но он порвался. Так что, если ты залетела, сообщи. – Он усмехнулся. – Мы договоримся о цене.
Теперь он был вознагражден – она наконец повернулась и в ужасе посмотрела на него:
– Ты мне заплатишь? За ребенка?
– Почему нет? Я же заплатил за то, что создал ребенка. Я никогда не женюсь на тебе, Летти, поэтому твои вымогательства заканчиваются чеком у тебя в сумке. Если вдруг случится, что ты забеременела, то единственная для тебя возможность обогатиться, – это продать мне нашего ребенка.
– Ты сошел с ума!
– А ты мне отвратительна. – Он подошел к ней, глаза – куски льда, голос хлестал. – Я ни за что не допущу, чтобы мой ребенок воспитывался тобой и преступником, которого ты называешь отцом. – И добавил уже вкрадчиво: – Я найму сотню юристов и утоплю вас обоих.
Летти обомлела, затем отвернулась, но он успел заметить заблестевшие слезы.
– Пожалуйста, отвези меня домой, – еле слышно попросила она.
– Отвезти тебя домой? – расхохотался он. – Ты не гостья. Ты – временная прислуга, и часы твоей работы истекли.
Глава 3
Летти, дрожа от холода, брела к станции метро на Лексингтон-авеню. Шел уже второй час ночи, когда она села в экспресс, крепко прижимая сумку в полупустом вагоне. Ей было очень страшно.
В Бруклине она, окоченевшая, спустилась по лестнице надземной станции и пошла пешком по темным улицам. Магазины закрыты, кругом ни души, холодный ветер бил по заплаканным щекам.
Она ведь думала, что произошло чудо, когда увидела Дариуса.
Как она могла так ошибиться?
Летти подошла наконец к своему четырехэтажному дому с осыпающимся кирпичным фасадом и ветхой пожарной лестницей. Нажав на кодовый замок, она открыла дверь.
Две лампы в подъезде перегорели, осталась лишь одна без плафона, едва освещавшая почтовые ящики, пол с разбитой плиткой и разбросанные по углам старые рекламные листки. Даже среди ночи по бетонной лестничной клетке разносились крики жильцов, лай собак и детский плач, пахло прокисшей едой.
Еле передвигая ноги, она поднялась по лестнице на четвертый этаж, достала ключи и отперла замок-задвижку. Дверь со скрипом открылась.
– Летти! Ты вернулась! – Отец с нетерпением приподнялся с кресла. На нем помимо фланелевой пижамы был надет халат, а сверху накинуто одеяло, поскольку батареи работали плохо. Выключив телевизор, он спросил: – Ну что?
Летти уронила сумку на пол и повалилась на диван.
– Как ты мог? – с трудом произнесла она.
– А как еще я мог бы соединить вас с Дариусом? Нужен был подходящий предлог.
– Ты… шутишь? – Летти едва не разрыдалась.
Говард Спенсер сдвинул брови.
– Так ты и Дариус снова вместе?
– Нет, конечно! Как ты мог послать ему сообщение от моего имени? Предложить ему меня на ночь!
– Я пытался помочь. Ты так долго его любила, но отказывалась связаться с ним. Или он с тобой. Я подумал…
– Что? Ты решил, что мы немедленно упадем друг другу в объятия?
– Ну… да.
Летти, вне себя от гнева, в упор смотрела на него.
– Ты сделал это не ради меня! – Сунув руку в сумку, она вытащила банковский чек. – Ты сделал это вот для чего! – И кинула чек отцу.
У того тряслись руки, когда он подхватил чек, а когда увидел сумму, то выкатил глаза и облегченно произнес:
– Слава богу.
– Как ты мог? Как ты мог меня продать?
– Продать? – Отец непонимающе смотрел на нее. – Я тебя не продавал! – Он выпутался из одеяла, встал с кресла и уселся рядом с ней на диван. – Я счел, что вы поговорите, и он все поймет. Я думал, что вы оба перешагнете через гордость. Он мог дать деньги, а мог и не дать. – Но… но в любом случае вы бы снова были вместе. Вы же любите друг друга.
– Выходит, ты сделал это ради любви. – Летти скептически прищурилась. – И тот факт, что ты сегодня утром прочитал о миллиардах Дариуса, не имеет к этому отношения?
Отец заерзал, опустил глаза и дрожащим голосом сказал:
– Видишь ли, я подумал, что не будет греха, если также разрешить и мою проблему с… недовольным клиентом.
Летти едва не убила его взглядом. Злые слова готовы были сорваться с губ, но… он старый и несчастный, сидит на продавленном диване. Этим человеком она когда-то восхищалась и беззаветно любила.
Он поседел и облысел, череп в пигментных пятнах, лицо, раньше веселое и красивое, теперь исхудало, на щеках – глубокие морщины. Он иссох и ссутулился, халат на нем висел. Почти десять лет в тюрьме состарили его на тридцать лет.
Говард Спенсер, юноша из среднего класса Оклахомы, приехал в Нью-Йорк и сколотил состояние, полагаясь исключительно на свое обаяние и умение хорошо считать. Он влюбился в Констанс Лангфорд, единственную дочку обедневшей аристократической семьи. У Лангфордов почти не было денег, а имение Фэрхоулм было заложено. Но Говард Спенсер, вне себя от счастья, что женится на Констанс, заверил ее, что беспокоиться о деньгах ей не придется.
Он сдержал обещание. Пока жена была жива, он действовал осмотрительно, осторожно и разумно. Он создал инвестиционный фонд, и ему везло. Лишь после неожиданной смерти жены он стал опрометчив, все чаще рисковал, пока однажды его уважаемый и надежный фонд не превратился в финансовую пирамиду и вдруг испарились восемь миллиардов долларов.
Месяцы ареста и суда над Говардом стали месяцами кошмара для Летти, а еще ужаснее было беспокойство за него, когда он сидел в тюрьме. Но видеть, в какого старика он превратился сейчас, оказалось самым тяжелым испытанием.