Такой смешной король! Повесть третья: Капкан
Шрифт:
Нет, как хотите, а все женщины не стоят того, чтобы хранить их фотографии в нагрудных карманах, а еще прижимаются щечкой!.. Но ведь та, которая прижималась, она же его буквально с того света вырвала своими нежными пальцами, гладившими его горячую голову. А ее лобик, прижатый к его пылающему лбу? Так что не в одной щеке дело… Не пора ли в таком случае перевлюбиться Его Величеству и выбросить эту фотографию из нагрудного кармана?
Нет, если даже все женщины вероломны, лично он не какой-нибудь Виктор Трейман и у каждой юбки не трется. Он способен на постоянство, а если они все одинаковы, то и смысла нет что-то выбрасывать —
Забежав во двор дома на Кривой улице, он удивился: дверь на веранду оказалась не только заперта, но и забитой доской. Королю эту задачу решить не под силу. Он подошел к окнам и удостоверился в том, что в ателье нет признаков жизни. На крыльцо намело сугроб снега, значит, дверь давно не открывалась; тропинку от крыльца до сарая, которую всегда очищали, теперь замело. Значит, в доме не топили? Куда же подевались Жора с Иваном?
Король вылетел со двора и направил свои ноги на Малую Гавань, чтобы нанести визит Землянике, узнать про Алфреда. Почему-то хотелось повидать его. С Иваном встретиться крайне важно, но желание увидеть Алфреда пересилило.
Влетел в подъезд, наверх — желтая дверь на стук, не открывалась. Он стучал долго — дверь молчала. Где еще можно узнать про Алфреда? Только в одном месте — в доме Эдгара. Туда и побежал — не добежал: на пути встретились Свен и Комсюк.
Король не любил Комсюка да и про Свена давно решил, что ни рыба, ни мясо — так Иван говаривал, он еще выяснял у Короля, как это звучит по-эстонски, и нашел, что по-эстонски это более звучно: «эй лиха, эй кала».
Если в немецкое время юмбу сильно важничали, представляясь людьми высшего класса, то эти двое подчеркивали свою значимость непонятными разговорами для Короля об особых делах государственной важности, как-то: об организациях, мероприятиях, заданиях, дисциплинах и так далее.
— А-а! — кивнул Свен небрежно. — Люкс!
— Все бегаешь? — Комсюк окинул Короля равнодушным взглядом. Они пошли дальше, о чем-то шепчась, но обернулись к Королю.
— Хочешь Джильи послушать? — предложил Свен, — есть отличные. Идем на Садовую, покрутим.
Свен знал, что еще в те дни, когда в Тори жил Вальдур, Король приходил к нему слушать пластинки, из которых обожал неаполитанские песни в исполнении Джильи; Король не понимал, о чем в них пелось, но все равно они ему нравились. Он тогда везде всех расспрашивал: нет ли пластинок с неаполитанскими песнями. Его чуть было не перекороновали Неаполитанским королем…
— Ну что, пошли? — позвал как-то вызывающе Комсюк.
Королю не хотелось с ними, у него на душе стало тревожно: все куда-то пропали, да еще Марви с Виктором Трейманом… И вообще у него с этими двумя не было внутреннего контакта. Вспомнилось также предупреждение Альберта: не нравятся «они» народу Тори — ни Свен, ни Комсюк, ни остальные из их компании. Королю было известно, как враждебно при немцах относился к русским отец Свена, который теперь, однако, с большим рвением руководит восстановлением тюрьмы. Он, этот «аметник» [7] ,— архитектор.
7
Чиновник (эст.).
Но больше всего не мог Король допустить, чтобы кто-нибудь заподозрил, будто он кого-то боится… Прямо ему такого подозрения здесь не высказали, но улыбка Свена показалась ехидненькой — с чего бы? Они думают, он откажется, побоится с ними идти… Он решительно пошел с ними, он — король!
— К приятелю по дороге заскочим на минутку, — объяснил Комсюк.
Пришли они на Новую улицу, прошли через двор небольшого дома и очутились во дворе другого, большого, двухэтажного, вошли в подъезд черного хода, поднялись на второй этаж… Король вспомнил: ведь в этом доме штаб истребительного батальона! Такой факт вызвал у него небольшое замешательство: какие у этих здесь друзья? Вошли в просторное помещение с двумя письменными столами, с телефоном на одном. У телефона сидел мужчина в военной форме без погон, за столом у стены без окон четверо мужчин в гражданской одежде играли в карты.
— Ты подожди, — сказали Королю приятели, — мы сейчас вернемся, — они прошли в другую дверь. Король сел на стул, приготовился ждать. Тут же из двери, в которую вошли его спутники, вышел длинный и худой, как скелет, дядя и приказал Королю строго:
— Встань! Туда! — показал рукой. — В угол.
Король удивился, но встал. Опять показались Комсюк и Свен. Не посмотрев в сторону Короля, они направились к выходу. Король хотел к ним присоединиться, но человек у телефона грозно крикнул:
— Куда! Давай в угол!
Король застыл. Он не боялся, но осознал: его арестовали. И еще: его предали. Свен — предатель. И Комсюк. Ну тот ладно… А вот Свен — когда-то был его другом и вассалом! Королю еще не приходилось быть арестованным. Он не боялся, потому что знал: он никому не делал зла. Морского Козла избивал, в школе дрался, но Свена он никогда и пальцем не трогал. Почему же предательство? Что теперь с ним сделают? О том и спросил у человека при телефоне. Тот ответил:
— Ты, мальчик, стой. Начальство знает.
Четверо игравших в карты даже не взглянули на него, продолжали играть. Можно подумать, здесь каждый день задерживают королей.
Пришел русский офицер, взглянул на Короля, что-то спросил у человека при телефоне. Тот что-то ответил, офицер ушел. Скоро опять появился скелет, по взрослому представлению, молодой еще человек. Позвал Короля. Король последовал за ним в соседнюю комнату. Здесь Скелет уставился на Короля примерно так, как недавно на Большом Ару Король сам смотрел в глаза крысе. Затем Скелет произнес:
— Ну?! — и ударил Его Величество кулаком в лицо. Ударил сильно. Король упал. Боязливо оглядываясь на ударившего, он встал, и Скелет рявкнул: — Здесь с тобой шутить не станут! Учти!
Затем он вывел подавленного Короля обратно в дежурку и опять поставил в угол. Скула и глаз Его Величества побаливали. Но он все равно не боялся. Другое дело, если бы видел, как бьют другого. Значит, если убивают тебя, это не страшно, но видеть, как убивают других, — страшно?..
С ним не разговаривали. Четверо по-прежнему резались в карты, у телефона скучал дежурный с красной повязкой на рукаве. Король стоял гордый, смотрел на мир с презрением.