Такой я видел Индию
Шрифт:
Иные поступают наиболее хитроумно. Они не отрицают, что в развитии хозяйства Европа обогнала Индию, хотя не прочь напомнить, что индийская металлургия или ткачество славились во всем мире, когда европейцы еще «ходили в шкурах». Но хозяйственный застой они используют в качестве аргумента для доказательства величия индусской цивилизации, которая в отличие от Европы избрала-де путь не материального, а духовного совершенствования.
Безусловно, положительной чертой современной индийской историографии является ее стремление отбросить идею, что только завоеватели, люди со стороны, двигали Индию вперед. Я уже говорил об ариях. В свое время англичане утверждали, что история Индии начинается с арийского завоевания, каким бы веком его ни датировать. Светлокожие, энергичные и жестокие арии стали надолго олицетворением величия индийской цивилизации. После открытия Индской культуры образ ария, пришедшего якобы в дикую страну, чтобы ее цивилизовать, значительно потускнел. Однако не исчез. И вот ни в чем не повинные арии стали вдруг прародителями немецких фашистов, тоже светлокожих (да еще и светловолосых!), тоже энергичных и тоже жестоких. «Арийцы» даже сделали свастику, индусский религиозный знак, означающий благополучие, своим гербом.
С научной точки зрения попытка связать «северную расу» с индийскими ариями — блеф. Но интересно, почему фашисты стали искать своих праотцов именно среди создателей «Ригведы». Некоторое значение имела, конечно, надежда когда-нибудь прийти в Индию в качестве «братьев». Но главное, что привлекло их в ариях, — это приписанная последним цивилизаторская миссия.
Следующими «толчками» по этой теории послужили персидское завоевание северо-западных районов, поход Александра Македонского и, наконец, мусульманские вторжения XI-XII вв. Из списка странным образом выпали нашествия гуннских племен эфталитов в V-VI вв., грабительский поход Тимура в конце XIV в., нашествия персов и афганцев в XVIII в., поскольку было совершенно ясно, что никакого положительного вклада в индийскую культуру они не внесли. Завершало список британское завоевание, окончательно вырвавшее Индию из «варварства».
Ни один историк не станет отрицать роли взаимодействия культур в истории любой страны. Но по отношению к истории Индии была совершена явная несправедливость: каждый шаг в ее социальной и культурной эволюции многие западные ученые связывали с теми или иными чужеземцами.
Индийские ученые сейчас активно борются с такими взглядами, но часто перегибают палку в другую сторону. Так, хотя большинство их склонны видеть решение «арийской проблемы» во взаимовлиянии культуры пришельцев и местной высокой культуры, некоторые, как я уже говорил, стремятся снять проблему вообще, заявляя, что арии вовсе не проникали в Индию, а жили здесь вечно.
Вопрос о походе Александра Македонского не вызывает особых споров — влияние эллинистической культуры в целом не отрицается, но справедливо указывается на ограниченность этого влияния.
А вот проблема мусульманского завоевания стала причиной настоящих сражений, причем не всегда бескровных и не менее ожесточенных, чем те, которые велись в XI-XIII вв. В данном случае прошлое уж совсем прямо смыкается с настоящим. Тюрко-афганцы, мусульмане по религии, действительно пришли в Индию как завоеватели, действительно чувствовали себя поначалу как цивилизаторы — распространители истинной веры среди язычников, действительно захватили политическую власть во многих ее районах. Потом ислам приняли некоторые индийцы, однако население в целом сохранило верность религии предков. Постепенно пришельцы начали испытывать все растущее воздействие индусской культуры, переняли многие местные обычаи и институты, в частности касту. Словом, тоже сделались индийцами. И расцвет архитектуры, изобразительного искусства, литературы, философии, наблюдающийся в это время, явился результатом синтеза двух культур.
Вместе с тем мусульмане остались мусульманами — отличались по обрядам, верованиям, обычаям, одежде. Позже, когда и индусы и мусульмане оказались под властью Британии, противоречия между ними не уменьшились, а приблизительно с конца XIX в. начали усиливаться.
По мнению многих, именно опытные колонизаторы своей политикой «разделяй и властвуй» вызвали к жизни эти противоречия. Слов нет, они сделали для этого немало, но были здесь и другие, объективные причины, которые еще ждут исследователя.
Углубление противоречий между национальностями, а также между религиозными общинами, принадлежащими к одной нации, в последнее время явление, нередкое повсюду в мире. И не всегда его можно объяснить вмешательством какой-нибудь внешней силы. В той же Индии, например, кастовые конфликты приобретают сейчас колоссальную остроту явно без участия колонизаторов.
Так или иначе, индусско-мусульманские противоречия все обострялись. Несмотря на стремление Национального конгресса стать организацией, выражающей интересы и индусов, и мусульман, несмотря на то что в его руководство всегда входило определенное число мусульман, парсов и представителей других религиозных групп, ему не удалось добиться единства индусов и мусульман в борьбе против английского господства. Мусульманская лига, партия, претендовавшая на роль главы мусульман, все больше отдалялась от Конгресса и ратовала не столько за независимость от англичан, сколько за «освобождение» от индусов. Она выдвинула лозунг образования Пакистана — «страны чистых». Такая позиция позволила англичанам уйти из Индии, крепко хлопнув дверью, — независимость была предоставлена не одному, а двум государствам. Последствия этого решения до сих пор дают себя знать на Индийском полуконтиненте.
Крайне националистически настроенные деятели осуждают Джавахарлала Неру и других тогдашних руководителей Конгресса за то, что они согласились с «планом Маунтбеттена», т.е. с разделом Индии. Сейчас, когда прошло более двух десятилетий с того дня, как в Дели и Карачи, городах бывшей Британской Индии, взвились два флага — зеленый Пакистана и трехцветный Индии, когда кашмирский вопрос все еще не решен, когда отгремела индо-пакистанская война 1965 г., легко сетовать на недальновидность конгрессистских деятелей.
Но нужно представить обстановку 1947 г. Английский вице-король пригласил к себе Джавахарлала Неру и других лидеров Национального конгресса и сообщил, что правительство Его Величества предоставит стране независимость. Однако при одном условии: районы с преобладанием мусульманского населения получают независимость отдельно — как суверенное государство Пакистан.
Нужно ли было соглашаться на такое предложение? Индийские борцы за свободу ждали этого момента несколько десятилетий. Чтобы приблизить его, они поднимали массы, проводили демонстрации, шли в тюрьмы, а иногда и на смерть. Они не так себе представляли этот великий час. Но что делать? Отказаться? Заявить лорду Маунтбеттену, еще молодому человеку, представлявшему мощь Британской империи: «Мы не согласны?» Отказаться от власти и отсрочить освобождение родины неизвестно на какое время?
Джавахарлал Неру и другие лидеры Конгресса, видимо, провели несколько бессонных ночей, взвешивая «за» и «против». И согласились. Кроме прочих соображений, может быть, их не покидала надежда, что две во всех отношениях (кроме религии) братские страны, став свободными, смогут договориться и вновь сблизиться.
Действительность оказалась мрачнее. Сразу же начались столкновения по вопросу о границах, индо-мусульманские погромы, пожары, грабежи и убийства. Погибло более миллиона человек. Свыше десяти миллионов стали изгнанниками — индусы бежали в Индию, мусульмане — в Пакистан. Через несколько месяцев после торжеств, посвященных независимости, начался вооруженный конфликт из-за Кашмира. И потом все шло от плохого к худшему.
Надежда на сближение Индии и Пакистана не покидает всех миролюбивых людей. Она не беспочвенна, как показывает хотя бы Ташкентская декларация, в которой обе стороны выразили твердое намерение урегулировать все спорные проблемы мирным путем. Но оснований для оптимизма не так много. В действительности противоречия устраняются очень медленно, а силы, заинтересованные в разжигании вражды, велики в обоих государствах.
Таким образом, «академический» вопрос о характере и последствиях мусульманского завоевания XI-XIII вв. приобретает весьма актуальное значение. К сожалению, решение его, предлагаемое разными учеными, находится в слишком тесной зависимости от принадлежности их к той или иной религиозной общине.