Таксидермист

Воронцов Нико

«Она все поняла. Сейчас с первого же автомата позвонит в милицию и сообщит о случившемся», – подумал я и немного успокоился.

А незнакомец дождался, пока дамочка с кавалером скроется за кустами, еще раз самым тщательным образом проверил мои карманы и, не обнаружив там больше ничего интересного, неторопливо снял с моей руки часы и надел себе на запястье. Он поднялся, отряхнул сухую траву с колен, надвинул посильнее на лицо кепку и, засунув руки в карманы отошел немного в сторону, после чего стал стоял ждать, время от времени поглядывая на меня, а я все сильнее проваливался куда-то в темноту и вдруг осознал, что умирать не страшно.

«Вот и все!» – сказал

себе я и перестал дышать, просто вдруг разучился это делать.

Не дышать было не сложно.

Время шло и я знал это по токающему в моем мозгу пульсу, который становился все тише и тише, а потом и он прекратился…

«Все! Теперь уже точно все! Я умер».

И вдруг мой мозг взорвался тысячью искр.

Кто-то пнул меня по голове.

Потом еще раз.

Открыв глаза, я увидел, что незнакомец уходит прочь.

Я сделал вдох. Пульс снова, хоть и очень слабо, забился в моей голове.

Потом стало заметно холоднее.

В ожидании скорой милицейской помощи я по-прежнему лежал на траве и считал вдохи и выдохи, стараясь сохранять самообладание.

– Зырьте, – вдруг услышал я голос и, огромному своему неудовольствию, увидел перед собой кучку подростков.

Один из этих оболтусов показывал на меня пальцем.

– Чувак отдыхает, – прикалываясь сказал другой.

– Упился, урод, – сказал третий и со всей силы пнул меня по ноге.

«Вызовите милицию!» – хотел было сказать я им, но вместо этого только замычал что-то невразумительное. В голове был полный кавардак, в висках стучало, глаза болели и хотелось пить.

Мое невразумительное молчание почему-то сильно развеселило тинейджеров, и они, загоготав, тут же обрушили на меня целый град ударов, а потом ушли, зачем-то, видимо просто по приколу прихватив с собой мое пальто, пиджак и ботинки, а я, все еще надеясь на скорый приезд наряда милиции, остался лежать у бетонного забора в носках, белой рубашке и брюках.

Потом, уже в ночной темноте, пришла облезлая бродячая собака. Она долго безучастно смотрела мне в лицо своими черными бездонными глазищами, в которых отражались два тусклых огонька, и наконец легла рядом, положив при этом свою грязную и почему-то жутко горячую морду на мою белую рубашку. От такой наглости я разозлился было и попытался сбросить с себя собачью морду, но не сумел, а псина только грустно вздохнула и закрыла глаз. Я пялился на собаку с опаской. Я почему-то подумал, что она больна и вполне может заразить меня какой-нибудь опасной болезнью вроде чумки или бешенства. Хотя… Через какое-то очень непродолжительное время все самые опасные болезни и все самые страшные проблемы в мире мне стали совершенно безразличны – я снова провалился в темную и ледяную бездну.

Когда наступило утро, в том самом месте на груди, где недавно лежала собачья морда, я почувствовал холод и медленно открыл глаза. Правый глаз увидел кусты и бетонный забор, а левый – только белую пелену. Я попытался пошевелиться и, к радости, понял, что мне это вполне даже удается. Правая рука и нога двигались, но вся левая сторона была словно парализована.

Я попытался растереть левую ногу правой рукой. Было такое ощущение, будто я ее отлежал. Немного погодя с горем пополам я сумел подняться и, держась за забор, медленно стал двигаться в сторону дороги. То, что часть меня в этот самый момент была самым настоящим образом парализована меня почему-то жутко забавляло и веселило. Я даже и не задумывался ни капли, останусь ли я таким навсегда или это только временное явление, но мне было весело просто до какого-то истерического исступления. Хотя, наверное, я был попросту счастлив, что не замерз насмерть в этом проклятом парке, а мог хоть и одним глазом видеть этот замечательный, пусть и по-осеннему унылый и холодный мир.

Медленно пройдя метров десять, я вспомнил про вчерашнюю собаку и оглянулся – дворняги нигде не было. Может, и вовсе она мне примерещилась? Может быть, никакой собаки и не было вовсе. Но, при этом, в том самом месте на груди, где лежала собачья морда как-то странно горело и болело.

Утро было ужасно холодным. Меня бил озноб. И как это я вообще насмерть не замерз на стылой земле в этом пустом парке? Может быть, это та самая собака своим горячим теплом спасла меня?

Выбравшись наконец-то из парка, я очутился возле дороги и сразу увидел мчащееся мимо такси. Я махнул рукой. Вишневая девятка с визгом затормозила, проехав вперед по инерции еще с десяток метров, после чего задним ходом вернулась и в открытое окно вывалилась круглая морда таксиста. Он внимательно осмотрел меня и грубо спросил:

– Обколотый, что ли.

– Да нет. Вчера просто корпоратив был, – ответил я и попросил: – Поехали, а?

– Деньги есть? – подозрительно спросил таксист.

– Есть, – соврал я.

– Садись на заднее, – недовольно разрешил водитель и скривился. – Только чехол с сиденья задери, а то вымажешь все к чертовой матери.

Доковыляв до дверцы, я открыл машину, медленно одной рукой задрал чехол и сел. Таксист тронулся.

– Кем работаешь-то? – выяснив для начала адрес и все время подозрительно посматривая на меня в зеркало заднего вида, спросил таксист.

– Адвокатом, – ответил я и, закрыв глаза, заулыбался.

– Ты смотри, если что… – вполне доброжелательно сказал водитель. – Я ведь и полечить могу.

– Вы что ли доктор? – пошутил я.

– Доктор не я, а Хабахаба, – многозначительно ответил он и спросил: – Слышал про него?

Я отрицательно помотал головой, так как ровным счетом ничего не понял, да и не хотел ничего понимать.

В машине было тепло, по радио транслировались новости о недавних событиях Нальчике и точном количестве погибших и раненых после очередного нападения боевиков. Я слышал радио вполуха. Даже не смотря на трагические события в далеком и незнакомом мне городе Нальчике, а также неприветливое лицо таксиста, мне было очень хорошо, жизнь казалась такой прекрасной и удивительной.

– Перепил что ли? – немного погодя нервозно спросил водитель, на что я согласно кивнул головой и постарался не шевелиться, чтобы не вызвать новых приступов головной боли, но уже через несколько минут после этого, неизвестно почему стал без всякого удовольствия зевать, да так часто и так зверски, что надумал было даже зарыться лицом в спинку сиденья и вообще не дышать, только это нисколько не помогло.

Во мне все болело, причем все как-то по отдельности, отдельно почки, отдельно и совершенно как-то по-своему болела голова, не говоря уже про частично парализованную часть тела и потерянное зрение.

Машина остановилась.

– Уснул что ли? Приехали, говорю. Деньги давай, – зло потребовал шофер.

Открыв глаза и оглядевшись, я усидел, что нахожусь рядом с домом.

– Сейчас принесу, только домой схожу, – сказал я, берясь за ручку дверцы.

– Ты чо? Придуриваешься? В морду получить захотел? Деньги, говорю, давай, – зарычал водитель.

Предложение получить в морду за бесплатную езду по городу на такси меня нисколько не испугало, а даже развеселило.

«Вот только фингала на фейсе мне до полного натюрморта не хватало».