Таксидермист
Шрифт:
– Гарт, нельзя, чтобы они опять захватили Пискуна, – торопливо зашептал Вито. – Иначе они получат власть и смогут полностью изменить наше общество. Они фундаменталисты, изоляционисты, они хотят загнать нас в пещеры, отменить технологии и век информации. Нельзя, чтобы сферы попали не в те руки – да и ни в чьи руки. Сферы надо уничтожить.
– Сферы?
Ответить Вито не успел. Из-за двери выскочил Бинг, поймал меня за локоть и потащил в бани.
Слева я увидел ряд облепленных плиткой ванн, справа – такой же ряд душевых кабин. Прямо по курсу торчал боулер, держал на мушке Слоуна. Было душно и пахло, как в овощехранилище. Трубы, протянутые по левой стене, расходились к ваннам, заполненным грязью, густой, как подливка из гусиных потрохов. Месиво плевалось
Я расстегнул куртку и поддернул рукава. Бинг шлепнул меня по плечу и повернул к одной из ванн. Я недоуменно обернулся:
– Чего?
Но затем огляделся и вдруг увидел, что из грязи на меня смотрят чьи-то глаза. Потом из дымящейся гадости выступили очертания лысой головы и плеч. Вынырнула рука, взяла грязную махровую мочалку, провела ей по рту, отерев розовые губы. Глаза сфокусировались на Слоуне.
– После всего, чего мы добились, ты отдал Пискуна обратно натуропатам?
Я сообразил, что это должен быть Букерман, однако без белых буклей генерала Бухера и пробкового шлема с красным попугаем на макушке – трудно сказать. Голос его не походил на тот запомнившийся мне в детстве бодрый дикторский баритон.
Глаза Слоуна покраснели от слез. Давясь рыданиями, он заговорил:
– То, что вы делаете, неправильно, говорю вам! Они берут цвет, вы – звук, а всем только хуже! – Он повернулся к Бингу. – Дело не в музыке и не в никотине! Дело в сферах.
– Хватит! – рявкнул Грязечеловек. – В ванну его.
Боулер и Бинг потащили Слоуна к соседней ванне и после короткой борьбы макнули его головой, не развязав рук. Из ванны полетели брызги, липкими пузырями лопались панические всхлипы Слоуна, быстро исчез из виду светлый пиджак. Я глянул на Букермана – он отвернулся от этой возни, чтобы грязь не летела в глаза.
Бинг и боулер попятились через узкую комнату подальше от извергавшейся грязью ванны, отвернув головы и прикрыв локтями лица; передо мной лежала открытая дорога к спасению. Сердце тугим кулаком толкалось в горле, я сделал два больших шага вбок, поскользнулся на грязи и головой вперед бросился в двери. Позади раздался вопль.
Я шмякнулся об дверь, подтянулся и встал на колени. Букерман, столп лающей грязи, стоял в своей ванне. Он показывал рукой на меня, но орал на Бинга и боулера. Те барахтались на полу, пытаясь подняться. Я рванул в раздевалку. Кровь колотила в висках, я бежал к надписи «Выход», потом по обшитому панелями вестибюлю.
Сзади выскочили из дверей Бинг с боулером, я метнулся за угол, вверх по лестнице на один пролет и через другой коридор, потом проломился через серию качающихся дверей в полный народу офис. Женщина в маленькой смешной крылатой шляпке и кегельной рубашке с «Везунчиком» сидела перед монохромным зеленым монитором и печатала на компьютере. Мужчина в круглых очках и «везунчике», с зализанными назад волосами размечал какой-то плакат на чертежной доске цветными маркерами. Волосатый мужик с бычьей шеей, тоже в «везунчике», о чем-то горячо спорил по телефону. В стеклянной будке, начиненной звукозаписывающей аппаратурой, копошились техники – в рубашках для боулинга с красными игральными костями на спине – записывая компакты и кассеты; примыкавшая к будке студия была пуста, если не считать микрофонов и пюпитров. Клетчатый, профессор неизвестно чего из Церкви Джайва, в своем фирменном пиджаке наливал себе кофе. При моем появлении все замерли с открытыми ртами, и я перескочив через низкий барьер, побежал к надписи «Выход» в дальнем конце комнаты, где под дверь пробивался солнечный свет. Парень с цветными маркерами кинулся на меня, когда я пробегал мимо, но я отбросил его плечом.
За дверью оказалась короткая широкая лестница к выходу на улицу. Стеклянные двери караулили два «смазчика» с красными кубиками на спинах – один небрежно сидел на краю стола, второй откинулся в кресле за столом. У меня было преимущество внезапности, и я был твердо намерен им воспользоваться. Вместо того чтобы промчать мимо поста, я побежал прямо на них, вереща, как подпаленная шимпанзе.
Тот, что был в кресле, завалился назад, опрокинув стоявший позади цветок в горшке. Одним меньше.
Но второй – вот неудача – вскочил и потянулся за пистолетом. Я схватил со стола медную лампу и швырнул в него, бросаясь к двери. Краем глаза я заметил, что страж увернулся. Раздались звон и лязг – значит, лампа ударила в мраморную стену. Но этого хватило, чтобы я успел добежать до дверей раньше, чем охранник выхватил пистолет.
Они были заперты, и я врезался в них грязной бурой кляксой, как жук в лобовое стекло. Снаружи конторские работники, бредущие на обед, с неявной тревогой поднимали глаза, слыша брызги моих воплей и замечая дергающуюся физиономию. Таксист на другой стороне улицы бросил на меня досадливый взгляд из-за газеты, которую читал. Терьер, трусивший к пожарному гидранту в десяти футах от меня, метнулся в сторону, хозяйка потащила его через дорогу.
– Мистер Карсон, прошу вас…
Я развернулся на месте – желудочная кислота обжигала мне язык, адреналин застил глаза. Сзади, на лестнице, собралась толпа, большая группа агрессивных людей в черных рубашках для боулинга. Будто на турнире местной лиги случилось что-то очень неладное. «Смазчики» вынули пистолеты, рядом с ними стояли разъяренные Бинг с боулером. Клетчатый раздвинул толпу и подошел. Он остановился рядом с тем местом, где я сполз на пол, и склонился ко мне.
– Убежать не получится, Гарт, но и паниковать не обязательно. Успокойтесь, дышите легко, никто не хочет вам зла – нам просто надо с вами поговорить, и все.
– А Слоун? – задыхаясь, спросил я.
– Он в норме, Гарт. С ним случилась маленькая неприятность, но теперь ему уже лучше. Идемте, почиститесь, может, примите душ, а потом мы поговорим и все порешаем. – Он хохотнул, само дружелюбие. – Мальчики, помогите мистеру Карсону подняться, ладушки?
Пока меня поднимали, я еще раз оглянулся на улицу – в последней надежде, что кто-нибудь оттуда придет мне на помощь. Такси уехало, а я внезапно почувствовал боль в плече – там, где меня держал один из «смазчиков».
И в последний момент, перед тем как отправиться бай-бай, я увидел неясную фигуру Роджера Элка со шприцем в руке.
Глава 21
Я не сразу понял, что яркий свет над головой – это голая лампочка, а не солнце и не какие-нибудь инопланетные похитители, прилетевшие за мной. Я не представлял ни сколько я был без сознания, ни где нахожусь. На койке в шлакоблочном складе без окон. Я отвернулся к стене, мысли были еще столь ощутимо вязкими, что во рту был такой вкус, будто я напился клея «Элмерс». Глаза мои бессовестно отказывались открываться, и я подумал, что еще посплю немного, и потом уже проснусь окончательно. Придя в себя, я сел и поглядел на свои туфли, потом на брюки, потом на рубашку и подтяжки. Видно, меня решили почистить, и переодели. Теперь на мне была ретристская рубашка с игральными костями, подвернутые бесформенные серые штаны, носки в ромбик и бордовые кожаные туфли. Прощай, безмятежность моего наряда из спортивной куртки, оксфордовой рубашки, слаксов и кроссовок. Конечно, выглядел я смешно, но утешал себя, что у них под рукой только ретристские вещи. Я заметил свой бумажник и содержимое карманов в пластиковом ведре возле кровати. Обыскали тщательно.
Хотя, наверное, надо было переживать горечь от предательства, я в основном думал, какого же дурака свалял. Теперь все становилось понятно. Ну, или почти все. Довольно удачное совпадение, что Элк совершенно случайно оказался в полицейских казармах, тогда в Джерси, а? А может – опаньки – «тетя-кола» Слоун сообщил своим хозяевам, что был свидетель, и Роджер срочно подкатил для ликвидации последствий? Да, пожалуй, довольно удобно все обернулось для ретристского законника, что он мог дергать меня за ниточки с самого первого дня. Мой серошкурый товарищ и я были друг другу под стать: марионетки. Вы можете подумать, что если из меня сделали такого дурака, мне было стыдно. На самом деле во мне кипело возмущение, гнев, и больше всего – решимость.