Таксопарк
Шрифт:
— То, что вы предлагаете, Жанна Марковна, — полумера. Причина всех нарушений кроется в другом, более серьезном. Вот о чем нам с вами надо думать… И еще я хочу заметить, что ваше представление обо мне как о мягком человеке и верное и неверное, уверяю вас… Я не хочу обсуждать свой характер, хоть вы и вынуждаете меня… Вы ведете себя сейчас с директором недозволенным образом. Навязываете ему линию поведения. Поэтому я вам объявляю устный выговор. И если у вас хватит…
— Ума! —
— …скажем так! Понять сущность моей беседы с вами — ваше счастье и, кстати, мое тоже… Если вы и дальше будете считать, что ваш богатый опыт работы в этом парке позволяет диктовать директору, как себя вести, то, уверяю вас, я найду время подписать приказ об увольнении… Не смею вас больше задерживать.
Кораблева в растерянности попыталась улыбнуться, но не смогла. Ее пухлые губы сжались в две узкие полоски, и раздвинуть их у нее не хватало сил. А щеки покрылись странными мелкими пятнышками, словно сыпью. Она поднялась и выбежала из кабинета.
— Обидели Жанну, — произнес после паузы Мусатов. — Работник она неплохой. А учитывая условия — просто отличный.
— Знаю.
Мусатов уложил журнал в плоский чемоданчик и щелкнул замком.
— Если она уйдет, парк проиграет…
— Вы сегодня первый день после болезни, — перебил Тарутин. — И как себя чувствуете?
— Ничего чувствую. Только вот удивляюсь, — выдержав недоуменный взгляд Тарутина, Мусатов продолжил с обидой в голосе: — Приняли главным механиком какого-то чудака. Шкляра. А я держал это место — работа ответственная, нужен подходящий человек.
— Чем он вам не подходит?
— Во-первых, ему сто лет. В таком возрасте отсутствие способностей компенсируют дотошной назойливостью… — Мусатов вновь откинул крышку своего плоского чемоданчика. — Вот, прошу вас!
Он протянул Тарутину ученическую тетрадь в клетку.
На обложке с явным удовольствием было аккуратно выведено: «Предложения о реорганизации поста ТО-2. Составитель Шкляр М. М.».
— Работает всего несколько дней, а уже… Налетчик какой-то.
Тарутин просмотрел несколько страниц. Графики, схемы. Все выполнено контрастно, цветными карандашами.
— Ну, скажем, не несколько дней, а несколько дней и сто лет, как вы сами утверждаете. К тому же свежему человеку все резче бросается в глаза… Сами-то вы просматривали тетрадь?
— Нет. Не успел.
— Давайте условимся, Сергей Кузьмич… Посмотрите сами, если найдете любопытным, скажете мне. — Тарутин закрыл тетрадь и вернул Мусатову. — Только не придирайтесь. Ладно?
У него сейчас было мягкое доброе лицо. Темные глаза светились понимающе и печально. Он встал и, разминаясь, сделал несколько шагов по кабинету.
—
— Позарез нужны запчасти.
— Вы прагматик, Сергей, — засмеялся Тарутин. — Хотя по статусу прагматиком должен быть я. А вы главный инженер, носитель идей.
— Все идеи в таксопарке сводятся к одному: достать запчасти. — И Мусатов поднялся. Затянутый в модный узкий костюм, он казался таким же высоким, как Тарутин.
— Конечно, Сергей, конечно. Запчасти — это день сегодняшний, — горячо произнес Тарутин. — Но меня удивляет другое. Почему человек, работая в такой организации, как таксопарк, хочет казаться прагматиком? Рвущим на ходу подметки… Вот и у вас, Сергей… какое-то раздвоение личности, извините меня, бога ради… К примеру, вы сейчас одеты, скажем, как турист из Парижа…
Мусатов, недоумевая, старался понять, куда клонит директор. А Тарутин нервничал. Ему не хотелось обидеть Мусатова. И он уже жалел о том, что затеял весь этот разговор. Неприятный инцидент с Кораблевой. Теперь вот с Мусатовым…
— Чем же вас так огорчил мной внешний вид?
— Наоборот! — воскликнул Тарутин. — Мне это очень даже нравится! Вы, вероятно, такой и есть человек… А хотите казаться…
Зажужжал зуммер телефонного пульта.
Тарутин с облегчением нажал клавишу.
— Андрей Александрович? — послышался голос секретаря заместителя начальника управления. — Вы не забыли, в пять совещание у Ларикова?
— В пять? Назначали на три.
— Переменилось. Михаил Степанович занят.
— А в пять я не смогу.
— То есть как? — удивилась секретарь. — Вас вызывает Михаил Степанович.
— В пять у меня кончается рабочий день!
Тарутин отключил связь и смущенно посмотрел на Мусатова — может быть, тот забыл уже о разговоре, хорошо бы.
Вновь раздраженно зажужжал зуммер.
Тарутин повернулся к селектору.
— Андрей, ты это что, дружок? — послышался голос Ларикова. Низкий, неторопливый, типично начальнический голос. — В пять я собираю директоров всех парков.
— В пять не могу, извините.
Недоуменная пауза на мгновение отключила слабые посторонние звуки, проникающие в кабинет из коридора.
— Хоккей, что ли?
— В пять заканчивается рабочий день, Михаил Степанович…
— Ты, верно, не понял — вызываются все директора парков.
— Это их дело, — негромко произнес Тарутин.
Сопротивление ему давалось нелегко. И Мусатов это видел, проникаясь к Тарутину уважением и… состраданием.
После пяти можно посидеть где-нибудь, выпить пива, — продолжал Тарутин. — Все, что я могу вам предложить.