Тактика законодательных собраний

Бентам Иеремия

В британском парламенте, независимо от трех обязательных чтений, прения могут возобновляться еще во многих других случаях при движении билля или, как технически выражаются англичане, прогресса билля.

Он должен пройти через комитет (commitment), должен быть переведен на пергамент, чтобы сделаться подлинным текстом закона (engrossment), наконец, должен быть передан палате пэров и принят снова к палате общин. Все эти последовательные действия происходят по заявлению одного из членов, и это заявление может послужить предлогом для нового обсуждения. Оппозиция очень редко употребляет эти средства для задержки хода билля; однако ими пользуются в исключительных случаях, когда отсрочка может привести к серьезным результатам.

Могут возразить, что три чтения замедляют ход дела, и что существуют такие крайние обстоятельства, при которых необходимо быстрое проведение закона. Отвечу на это, что в таких исключительных случаях три чтения билля могут происходить в один день и притом в обеих

палатах. Пример тому был, если не ошибаюсь, во время возмущения флота в 1797 г., но, конечно, прибегать к таким крайним мерам можно только в самых экстренных случаях. Неужели те, кто делает такое возражение против системы трех чтений, не замечают, что они, в сущности, идут против принципа зрелого обсуждения, против той осведомленности, которая часто является только результатом долговременного изучения вопроса? Пусть будут повторения! Ведь обоснованное убеждение никогда не приобретается сразу. Наилучший аргумент должен быть представлен в разное время и с различных сторон, – только таким способом они применяется к различию взглядов и укрепляется в памяти [10] . Эта фраза представляет истину в образе материи, которая должна долгое время мокнуть в краске, чтобы впитать ее в себя).

10

Один опытный член палаты депутатов говорил: A truth in the house of commons requires a great deal of soaking (истина в парламенте должна долго мокнуть).

Сторонники, которых убедили одним словом, утрачиваются так же легко, как и приобретаются. Сделайте парламентский дебат упорным, и результатом явится твердость, настойчивость в действиях собрания. Франция может вспоминать с ужасом те «экстренные» декреты, для прекращения спора, которые в ней издавались, чтобы поработить меньшинство и подавить те доводы, которых опасались. Чем больше склонен народ к возбуждению и увлечению, тем важнее ему опираться на формальности, требующие размышления и предупреждающие всякие неожиданности.

Три чтения вызывают некоторые перерывы, но в общем не делают спора более длительным; скорее наоборот: касаясь предметов различных, они естественным образом разделяют совещание.

В первом чтении ограничиваются рассмотрением целесообразности законопроекта с общей точки зрения. Если его отвергают, то получается большая экономия во времени, так как к обсуждению отдельных статей еще не приступали. И действительно, к чему бы в таком случае послужило рассмотрение в деталях каждого пункта и предложение поправок? Это было бы равносильно сниманию пятен с той одежды, которую собираются выбросить.

Если же законопроект признан принципиально целесообразным, он подвергается вторичному обсуждению, причем тут уже принимают во внимание каждый пункт закона, предлагают поправки или передают закон, в промежутках между заседаниями, особому комитету, которому вменяется в обязанность заняться корректурой подробностей, т. е. работой, не подходящей для многочисленного собрания. Голосования при этом втором обсуждении не окончательны; они являются, как способ закончить прения каждой статье и предугадать волю собрания.

Наконец, после некоторого промежутка, необходимого для отдыха ума и приобретения спокойного взгляда на законопроект, приступают к третьему обсуждению уже с ясным представлением о законе; тут его рассматривают в целости и по статьям. Предложившие поправки повторяют их, если их поддерживает большинство и не повторяют почти никогда в обратном случае. Чем опытнее собрание, тем лучше будет освещен предмет при первых двух обсуждениях, и тем быстрее будет проходить третье.

Глава XIX

Недопущение писанных речей

Правило о недопущении писанных речей строго соблюдается в британском парламенте. Оно должно соблюдаться и во всех политических собраниях. Главнейшее неудобство писанных речей заключается в отсутствии последовательности, связи, соотношения между ними.

Совершенно ясно, что политическое собрание – не общество академистов. Главное преимущество народной палаты и публичных прений заключается именно в той повышенной деятельности умов, в том напряжении чувств и, наконец, в том изобилии средств, которые вызываются зрелищем большого собрания просвещенных людей, которые возбуждаются, воодушевляются, беспощадно борятся между собой; видя себя стесненными сильными доводами противника, они принуждены защищаться и развивать в этой защите все скрытые силы свои. Внимание – это то стекло, которое, собирая лучи к одному месту, дает яркий свет и огонь. Но внимание поддерживается только взаимной связью речей и тем особенным драматическим интересом, который они вызывают. Тогда ничто не проходит бесследно: правда живо чувствуется и легко воспринимается; всякая ошибка вызывает опровержение; удачное слово, правильное выражение стоят иногда целой речи. Так как оружие в таких словесных турнирах может быть употреблено в дело только ловкими и опытными людьми, палата избегает скуки и выигрывает время.

В чтении речей нет никакой пользы, за исключением разве удовлетворения самолюбия посредственных людей в ущерб общему интересу. Может быть скажут, что приготовленные речи имеют

больше зрелости, больше глубины, что собрание таким образом не подвергается необходимости выслушивать опасные и необдуманные мнения? Как раз наоборот! Нужно гораздо больше глубоких размышлений и серьезной подготовки для произнесения пространной речи, чем для спокойного процесса писания.

Охватить сущность вопроса, изучить его со всех сторон, предусмотреть возражения, быть в состоянии отразить всякое нападение – вот условия, необходимые для оратора; наоборот, есть ли такой ничтожный человек, который бы не сумел написать несколько поверхностных страниц о знакомом вопросе? Пишут для того, чтобы облегчить мысль, помочь памяти, избежать необходимости удерживать в уме целый ряд идей. Пишут, чтобы вручить бумаге то, от чего хотят, так сказать, освободить свой мозг; таким образом часто не знают того, что написали, а то, что хотят сказать, надо знать. Пусть спросят лиц, проявивших дар слова в национальном собрании, почему они ограничились чтением меморий по трудным и сложным предметам? Они будут указывать на краткость времени, на преждевременность вопросов, на количество и разнообразие материалов, но таким образом они только подтвердят мнение, что система писанных речей сама в себе содержит недостатки. Она никогда не создает сильных людей в политическом собрании, а развивает только бездеятельность и беспечность. В Англии, как и всюду, выдающийся дар слова составляет достояние немногих людей, но чтение речей там не допускается. Разве от этого английские ораторы менее сильны в своей аргументации? Разве меньше мощи у их политических борцов? Когда защитник какого-либо предложения кончает свою речь, разве противная партия не выставляет оратора, который противоположными аргументами старался бы уничтожить впечатление, произведенное первым? [11] .

11

Этот отрывок изъят из Courrier de Provence No LXV.

Лица, не обладающие даром слова, могут сообщать факты и доставлять аргументы привычным ораторам. Это лучший способ извлечь из них наибольшую пользу. Такие сообщения, такая передача мыслей постоянно имеют место в британском парламенте [12] .

Я не могу отказать себе в удовольствии привести замечания одного публициста, столь же выдающегося мыслителя, как и писателя.

«Когда ораторы, говорит он, ограничиваются прочтением того, что написано в тиши кабинетов, они не спорят, а только дополняют; они не слушают, так как ничто уж не может изменить предстоящей речи; они просто ждут конца предшествующей и не обдумывают сказанного, а только наблюдают за продолжительностью речи, которая им кажется и не нужной, и слишком длинной. При таком порядке, прений не бывает; каждый вновь приводит возражения, уже опровергнутые, оставляя без внимания все не предусмотренное, все мешающее заранее приготовленной речи. Ораторы следуют один за другим, не вступая в борьбу; они похожи на враждебные армии, направленные в противоположные стороны и избегающие даже смотреть друг на друга из боязни сойти с безвозвратно намеченной дороги. Хотите ли, чтобы ваши представительные собрания были дельными? Тогда поставьте людей, желающих там блистать, в необходимость иметь соответствующий талант. Большинство, за неимением лучшего, будет держаться только здравого смысла, но ведь это не вредно! А если вы, наоборот, откроете этому большинству дорогу, по которой каждый может сделать несколько полезных для себя шагов, никто не откажется пойти по ней. Каждый воспользуется возможностью быть красноречивым и знаменитым хоть на час. Каждый способный написать речь или заказать ее захочет отметить свое законодательное значение, и собрания сделаются академиями с той разницей, что академические речи здесь будут решать вопросы о судьбе, имуществе и даже жизни граждан.

12

Они также встречались в национальном собрании. Я часто видел Мирабо, подходящего к трибуне, где он получал заметки, которые пробегал глазами, не переставая говорить, и с необыкновенным искусством вставлял их иногда в свою речь. Один остроумный человек его сравнивал с теми фокусниками, которые разрезают ленту на несколько кусков, жуют ее и вытаскивают изо рта снова в целом виде.

Нельзя описать всего того пристрастия к эффектам, которое проявлялось в самые ужасные моменты нашей революции. Я видел, как представители народа искали сюжетов для речей только для того, чтобы их имя не оставалось чуждым этому великому движению. Лишь бы была найдена тема и речь написана, результат ее был им безразличен. Исключением написанных речей мы достигаем в наших собраниях того, чего им всегда недоставало, а именно молчаливого большинства; подчинено будет их слушать, вследствие неумения произносить собственные речи; осужденное на скромную роль, оно будет просвещаться и становиться благоразумным» [13] .

13

«Principles de politique» par Benjamin Constant, chap. VII. De la discussion.