Тактильные ощущения
Шрифт:
— Индивидуализация униформы? Это вроде соленого сахара, — не понял собеседник. Он взял орешек и стал внимательно его рассматривать. — Это как?
— Ну, например, кто сможет больше значков повесить на левый лацкан пиджака. Очень стимулирует. По итогам — денежная премия. И коллектив живет! А массовые походы в кино, в театр. Правда, в театр — не любят.
— Вы знаете, — проговорил Гамбург, — мне кажется, что такое уже раньше было. При другой системе. Называлось моральное и материальное стимулирование. И, несмотря на то же наполнение проблемы, все над этим смеялись. Особенно над моральным. Потому что в материальное не верили. Но вот в мое время, в моей среде таких проблем
Гамбург говорил со мной, держа свой бокал на уровне глаз и покачивая его. Вязкая жидкость растекалась по стенкам и сквозь нее просвечивала лампа напротив стойки бара.
— Я окончил физический университет. Наши многие пошли не в науку, а в бизнес. Наука никому теперь не нужна.
— Да, тут вы правы. Никому. Но мы ведь почти коллеги. Я физтех заканчивал. Нет, не тот. В другом месте. И потом меня и ещё тридцать таких же пацанов взяли на программу управляемого термояда. Вы знаете, тогда у нас не возникало никаких потребностей в мотивационных стимуляторах. Нас привезли в глубокую тайгу. Мы сами, ну почти сами, построили лабораторию. Потом работали, как проклятые. У нас зарплаты были мизерные! Но как мы хотели сделать это! Хотя, наверное, тот, кто придумал такую стимуляцию мотиваций, как вы называете, был гений менеджмента, как теперь принято говорить. Нас, тридцать птенцов кинули на прорыв. И мы сделали этот чертов термояд!.
Я теперь понял, откуда мне знакомо лицо собеседника. Портреты создателей первой рабочей установки холодного термоядерного синтеза были напечатаны на обложках учебников по физике. Он старше меня лет на пятнадцать. Да, так и есть. Они перевернули мир. Почти. Реактор остался в единичном экземпляре и его потом скифы разворовали на металлолом.
— Конечно. Другие времена, другие требования. Сейчас уже никто никуда не поедет, даже если предложить. Всем нужно деньги зарабатывать.
— Ну, вы, мне кажется, ошибаетесь. Все кругом говорят о зарабатывании денег, о новой формации. А кто их зарабатывает, эти деньги? Нувориши? Так они их воруют. Ваши продавцы без мотивации? Да, они ничуть не поменяли свой статус. Ничто кругом не меняется. Только слова другие. Вот вы, никогда не жалели о том, что не стали работать по своей основной специальности? А стали заниматься именно этим, как его? Втира… Мотивированием? — Гамбург оказался въедливым полемистом. И опять попал в точку.
— Я могу сказать вам честно — я не думал об этом, — я сказал это, глядя в сторону, рассматривая огонь лампочки сквозь бокал с коньяком.
— Ох, неправда. Думали, уверен — думали! Если, конечно, пошли в свой университет потому, что интересно было и учились по-настоящему. Не может человеческий мозг, натренированный на сложные задачи, на постоянное творчество, удовлетворяться меньшим.
— Ну — кто вам сказал, что у нас не творчество и проблемы несложные. Ой, какие сложные! И кроме того, видел я нынешних ученых, я не вас имею в виду, простите. У них носки с дырками и пиджаки в заплатках.
— Вы правы, не просто сейчас таким. Да и мало кто остался. Молодежь вон вся куда подалась. Да и ещё — никому не нужна наша работа сейчас. Шаманство больше в чести. А что касается вас… Вы, я вижу, человек умный и честный. Но попомните мое слово — в жизни могут появиться такие проблемы, по сравнению с которыми ваш менеджмент — так, комариный пук. И вот тогда у вас может все мировоззрение поменяться. Тогда вы поймете, что ни деньги, ни суета эта ваша с тренингами творят ваш мир. Это будут великие времена!
— Ну, вы прямо Нострадамус! — я решил перевести все в шутку.
— Тут не надо быть Нострадамусом. Экстенсивное развитие ведет к перегреву общества. Расслоение накапливает социальные проблемы. А прибавить к этому интеллектуальную деградацию — вот и получите Новый Содом и Гоморру. Во главе с оппозиционными шаманами. Но не обращайте внимания. У меня алкоголь иногда вызывает депрессию. Особенности метаболизма после лечения.
Помолчав секунду, Гамбург добавил:
— Это, наверное, у человеческого мозга такие защитные функции. Можно себя легко убедить, что сучение старого корабельного каната руками — гораздо более важная работа, чем та, которой ты занимался раньше.
Разговор как-то сам собой угас. Посидев немного, допив ставший уже неинтересным коньяк, мы разошлись по своим делам. Вернее я домой, а он — не знаю куда.
Глава четвертая
Все! Субботнее утро. Никуда сегодня не пойду. Мне все надоело! Зачем переться в офис только для того, чтобы шеф знал, что я занимаюсь программой? Важно, что я ею занимаюсь и важен результат. Вон, с Асей не гуляли давно по парку. Покупки нужно всякие сделать. И ещё починить этот дурацкий выключатель в коридоре, который включается только с третьей попытки. Ася, совсем забыв о вчерашней размолвке, даже и не прокомментировав мой сольный поход в бар, была в нормальном расположении духа. Кстати, тюбик в ванной лежал в любимом асином состоянии — идеальных форм и наполнения. Видно, я просто вчера был на взводе в конце недели, вот и казалось все таким гадостным.
После завтрака все-таки решили отправиться за покупками. По случаю дождя пришлось напяливать куртку, хотя ехать предстояло на машине.
— Ася, вот посмотри, — отвлек я её от зеркала и губной помады, — мне кажется, что пуговицы липкие на моей куртке. Это не от стирки такое с пластиком?
Я протянул Асе куртку. Действительно, пуговицы на моей старой куртке вдруг вызвали неприятное ощущение в пальцах, как будто кто-то намазал их медом.
— Ничего особенного, пуговицы как пуговицы, — успокоила меня Ася, тщательно осмотрев и ощупав куртку со всех сторон. — Это у тебя, наверное, что-то нервное. Может, просто раздражение от мыла?
Да, скорее всего, она права. Опять возня с неработающим выключателем в коридоре, с брелоком от машины, и мы, наконец, выехали со двора. Руль, так же как и вчера, неприятно раздражал руки, но асин аргумент с мылом почему-то успокаивал.
Как назло, в субботу в супермаркете, где мы отовариваемся на неделю всем необходимым — в кассах очередь на полчаса. Зато есть время поболтать о вечном. Что мы и делаем всегда с Асей. На сегодня вечное было составлением меню на обед. Ася склонялась к пицце, а я решил сотворить знаменитое вепрево колено. Но за ним ещё на базар надо заехать. Отмечу, что колено у меня получалось не хуже, чем пицца у Аси. Да и Лакунские должны были прийти. Надо же чем-то удивить.
— О! Майер, а я тебе звонить сегодня собрался! — вдруг окликнули меня из параллельной очереди в кассу. — Как дела?
Вот это совпадение. Я Сая не видел уже сто лет. Он мой однокашник, начинал вместе со мной дела в фирме. Потом почему-то ушел, решил окончить психфак и сейчас кажется совсем ушел в науку.
— Да нормально дела! Ни секунды продыха нет от заказов, — гордо сообщил я, проталкивая тележку с едой и всякими рулонами полезных хозяйственных бумаг.
— Ну, конечно, конечно! Кто бы сомневался в том, что дело будет процветать! — Сай почему-то засмеялся. — А ты знаешь, мы недавно вернулись к твоей идее. Так что, может, к нам перейдешь?