Талант марионетки
Шрифт:
– Все же жаль, что мы лишаемся некоторых мужчин. Спорю, из него вышел бы неплохой любовник, – вздохнула Николь.
На улице медленно темнело: сумерки опускались на город и расползались по его улицам. Вокруг фонарей дрожали пятна желтого света, а в домах одна за другой загорались лампы. Парижане спешили по своим столичным делам, почти сметаемые с тротуаров вместе с опавшими листьями.
У Театра Семи Муз, как обычно, царило оживление. Сегодня давали «Кукольный дом», и до начала спектакля оставалось совсем немного времени. Окутанные ароматами духов дамы в вечерних нарядах и меховых накидках в сопровождении кавалеров
Постигнуть не могу, как ты в ту ночь
С рассудком вместе жизни не лишился, —
повторяла Корделия. В пятый раз или в десятый, она уже не помнила. Ее отец и сестры давно ушли, кто играть в сегодняшнем спектакле, кто домой, и она говорила сама с собой, снова и снова, а режиссер подавал реплики за всех остальных: за Лира, Кента, врача, но чаще – за самого себя.
Он сидел на своем привычном месте в первом ряду, закинув ногу на ногу и опустив взлохмаченную голову на грудь. Иногда Жюли казалось, что он задремал, и тогда она останавливалась, чтобы передохнуть, но Дежарден, как ни в чем не бывало, повторял:
– Продолжай!
Последнюю сцену они репетировали битых два часа, тогда как всем составом начали в десять утра. Это происходило снова и снова, день за днем. В метро по дороге домой Жюли повторяла свои тексты, она засыпала с речью Корделии на губах и просыпалась ночью в холодном поту и дрожа от неведомого страха.
Ну, как здоровье ваше?
Как вашему величеству здоровье?
– Что? Что ты сейчас сказала? – Дежарден поморщился и поднял на нее тяжелый взгляд. Режиссер тоже выглядел уставшим, глаза покраснели, и он раздраженно постукивал авторучкой по подлокотнику своего стула.
«Отпустите меня», – хотелось попросить Жюли, но она понимала, как по-детски будут звучать эти слова.
– Как вашему величеству спалось? – поправилась она.
– Тебя совсем не интересует все это, правда? Тебе ведь все равно, что случится с Лиром, умрет ли он, сойдет с ума, – это же видно. О чем ты думаешь?
Она стиснула зубы и промолчала. Лир уже, наверное, дома, давно стал Марком Вернером, влез в домашний халат и читает вечернюю газету, сидя в мягком кресле. Или ужинает в каком-нибудь красивом месте вроде «Глориетт». От мысли об ужине она вспомнила, что сегодня с утра не ела ничего, кроме перехваченной наспех булочки в буфете. Стрелки часов на стене со скрипом достигли цифр восемь и двенадцать и встали.
– Я могу повторить, – ответила она и набрала в грудь воздуха.
Несколько коротких фраз – и она будет свободна. Дальше наступает звездный час Лира, и эту сцену Марк Вернер отыграл нынче блестяще. На ее глазах сегодня рождалось настоящее чудо, и творцами его были живые люди – пожилой, улыбчивый Вернер в роли Лира и суровый, шумный, но совершенно невероятный Жером Дежарден. Глядя на то, как холодные, сухие строчки давнего текста оживают, Жюли чувствовала себя еще более бездарной и никчемной. Слова путались в голове и не имели совершенно никакого смысла, когда покидали ее пересохший от постоянного говорения рот. Она облизнула потрескавшиеся губы и быстро закончила:
– Вы знаете меня?
– Ты пропустила реплику Лира, – заметил Дежарден.
– Его все равно здесь нет.
– Тебя тоже. Корделии я уже давно не вижу!
Он молча поднялся со своего места, собрал разложенные вокруг вещи и натянул потрепанную кожаную куртку:
– Зря я решил, что ты лучше Марианны.
– Но я стараюсь! – воскликнула Жюли, с трудом сдерживая слезы в голосе и уже чувствуя их на ресницах.
– Все стараются, – удивился Дежарден. – Только тебе, в отличие от многих, следует еще работать и работать. Я все еще хочу видеть тебя на сцене, но с каждым днем это желание меркнет. Ты должна убедить меня в обратном. Завтра снова останешься здесь и будешь репетировать столько, сколько я скажу!
– Но я играю завтра в «Барабанах»!
– Значит, сразу после них, – пожал он плечами и направился к двери.
Жюли обессиленно опустилась на край сцены. Ноги отекли и страшно гудели, ведь она провела целый день, стоя на этой маленькой сцене, почти не двигаясь, лишь иногда делая пару шагов в сторону. Деревянные доски поскрипывали, и она старалась меньше шевелиться, чтобы не слышать этого раздражающего звука. Но сейчас ее мало заботили и ноги, и пустой желудок, и тяжелая от усталости голова. Она думала, что заплачет, но слезы не шли, да и какие у нее причины для слез! Ей дали шанс, и вместо бессмысленных страданий и жалости к себе она должна им воспользоваться. У всех болят ноги, все устают, но она видела, как держалась на сцене Мадлен, какой веселой и легкой оставалась до самого конца Аделин, у которой через пятнадцать минут после репетиции начинался спектакль, как ни на мгновение не выходил из образа Марк Вернер, как блистал остроумием Себастьен… Жюли до боли сжала кулаки, и острые ногти с облезшим красным лаком впились в ладонь. Она медленно поднялась и направилась к выходу.
Ей даже не хотелось идти в гримерную, чтобы одеться.
– Жюли! – раздался веселый голос Сесиль, и девушка вздрогнула от неожиданности: она была уверена, что комната пуста. Но в углу около радиоприемника примостились две актрисы. Сесиль полулежала на диване, опершись рукой на подлокотник, а Николь сидела на стуле, склоняясь к аппарату. На полу Жюли с удивлением увидела почти доеденный кремовый торт, обертки из-под конфет и початую бутылку дешевого сладкого вина.
– Привет. Что вы здесь делаете? Или вы сегодня не играете? – устало спросила Жюли, снимая плащ с гвоздя.
– Олимпийский чемпион Пааво Нурми объявил сегодня в Хельсинки, что отправляется в тур по Соединенным… – доносилось сквозь хрипящие радиопомехи. Сесиль быстро подкрутила колесико, и голос в черной трубе утих.
– Не уходи! – окликнула ее Николь и задорно подмигнула. – Лучше съешь кусочек!
Жюли неуверенно покачала головой, но все же присела и откинула голову на спинку потертого дивана, заваленного всевозможным хламом. Пружина надрывно скрипнула и прогнулась.
– Угадай, что мы празднуем! – Сесиль вся светилась от счастья. Она высоко подняла бокал и объявила: – Дежарден утвердил меня на роль служанки Реганы в «Короле Лире»! Теперь я буду там вместе с тобой и Николь… разве не здорово? А Буше обещал рассмотреть меня на роль в какой-нибудь новой постановке!
– Поздравляю, – безучастно ответила Жюли и закрыла глаза.
Сесиль запустила руку в ее новые, непривычно короткие волосы и взлохматила их:
– А ну-ка, рассказывай, что творится в этой маленькой серьезной головке?