Талая вода
Шрифт:
– Вы счастливы должно быть? А, эксперт? Такого парня, как Матвей еще поискать по всей Москве!
– Ему нет равных, я очень счастлива, – сдержано ответила Юля. Ей не нравился тон Германа, не нравился его нахальный взгляд, от которого она снова почувствовала себя на раскаленной сковороде, но он был начальником Матвея, а значит, она должна сделать над собой усилие и остаться вежливой. За испорченную карьеру Матвей ей спасибо не скажет!
– Согласен, – Герман поднялся. – Благодарю за ужин, но я подумал, мы с Анечкой мешаем вам, а вы – нам. Почему бы не отправиться в Мюнхен прямо сейчас? Заедем ко мне, я возьму вещи, купим билеты и в аэропорт!
– Меня не пустят в Мюнхен, у меня нет визы, – возразила Аня.
– Значит, полетим в Киев. Или в Питер. Пошли. Любимая учительница, – он поцеловал Валентине руку, – Любимый ученик! Мое почтение!
С этими словами он снова похлопал Матвея по плечу, вежливо кивнул Юле и вышел. Аня бросилась к себе в комнату за вещами, громко и радостно напевая, а Матвей вскочил и последовал за Германом в коридор. Он схватил его за руку, когда тот снимал с вешалки пальто, и сдавленным шепотом произнес:
– Не смей этого делать! Сестру не трогай!
– Почему? – Герман сбросил его руку, – Она же сама хочет! Или только тебе можно делать, что хочешь, а ей нельзя?
– Это другое, – перебил Матвей. – Я люблю Юлю. Это серьезно. А тебе нет дела до Ани! Герман, ты же знаешь ее… она пойдет и сбросится в Питере с моста. Мостов там много.
– Мостов там много, – подтвердил Герман. – Не волнуйся, мы вряд ли поедем дальше моей квартиры.
– Она никуда с тобой не поедет.
– А ты попробуй, запрети ей! – с насмешкой ответил Герман.
– Я прошу тебя, ну, пожалуйста! Ради мамы… – Матвей понизил голос, его тон стал просительным. – Она обожает Аню. Не переживет, если та с собой что-то сделает… и я себе не прощу…
Повисла долгая пауза.
– Хорошо, свожу ее потанцевать и верну домой, – Герман раздраженно дернул уголком рта, – Аня, поехали! А ты, совсем дурак, если решил, что тебе подходит эта девчонка! Что ты в ней нашел? Волшебные руки?
С этими словами он резко повернулся и вышел из квартиры, Аня почти бегом последовала за ним. Юля не слышала разговор в прихожей, она поняла только, что Матвей вернулся огорченным, он весь вечер казался растерянным, а потом почему-то отвез ее домой, не в новую квартиру, а назад, к подругам.
– Ты куда приехал? – удивленно спросила она, увидев знакомую улицу. – Мы же теперь живем на Киевской?
– Фак! – выругался Матвей по-английски. – Прости, перепутал. Все так по-дурацки прошло! Хорошо, что маме ни до чего нет дела, она в своем мире…
Юля подумала, что он беспокоится о сестре, к тому же боится разозлить начальника. Возможно, он все-таки карьерист, такой же, как Саша Балашов. Ну что ж. Значит, она полюбила карьериста. И всем, даже Герману, придется смириться с ее присутствием в жизни Матвея. Они теперь вместе, остальное – неважно.
– Поехали домой, и не волнуйся о них! Аня – взрослая девушка, сама разберется, да и Герман большой мальчик, явно не робкого десятка и не нуждается в защитниках, – сказала она, Матвей кивнул, развернул машину и направился в сторону центра.
Когда они приехали домой, Юля сразу же приняла душ и легла, она чувствовала себя уставшей, очевидно сказалось пережитое волнение, Матвей же, напротив, остался на кухне и курил сигарету за сигаретой. Он казался напряженным, озабоченным, даже нервным, и Юля решила дать ему возможность побыть наедине со своими мыслями. К тому же, она понятия не имела о том, что происходило в его семье до того, как появилась она. Ведь не без причины же Аня стала такой! Просто так никто не прыгнет с Крымского моста! Захочет, расскажет сам, она не будет добиваться от него откровенности.
Он пришел почти час спустя, включил свет и принялся что-то искать в ящике стола.
– Ты еще не спишь? Я хотел кое-что показать тебе.
– Да, конечно! – Юля села на кровати, откинула одеяло и подвинулась, чтобы он сел рядом.
Матвей держал в руках бумажную папку, казавшуюся старой и потрепанной – что в ней? Может, семейные фотографии? Юля не видела отца Матвея, тот оставил семью уже достаточно давно и не поддерживал отношения с бывшей женой и детьми. Иногда Юле казалось, что Матвею тяжело с женщинами и не хватает мужчины в доме.
Он открыл папку и вытащил несколько рисунков, здесь была и графика, и акварель, и просто наброски тушью. Был и один написанный маслом пейзаж на холсте.
– Вот, ты спрашивала про мои работы. Что скажешь?
Юля подняла на него глаза и радостно улыбнулась.
– Все-таки решил довериться мне? Правильно! Мы должны рассказывать друг другу все. Поверь, я нисколько не буду любить тебя меньше, если пойму, что ты не Рафаэль и не Леонардо!
– Дело не в этом, ладно, смотри сама, – он протянул ей листы.
Юля с нетерпением схватила всю стопку, но в глаза ей сразу бросилась акварель – натюрморт с фоторамкой, ручкой и букетом цветов. Он был нарисован неплохо, очень неплохо для любителя!
– У тебя, несомненно, есть талант, – она улыбнулась, перешла к графическому изображению церкви, – Замечательные линии! Просто молодец, удивительно, что ты не захотел учиться! И нечего было скрывать! Я горжусь тобой! Сложность колорита просто завораживающая… И множество акцентов, которые либо тщательно выверены… либо такая точность дана тебе богом… фантастика! Да ты художник, милый! Настоящий большой художник!
Она с внутренней гордостью снова просмотрела акварели и рисунки, взяла холст, взглянула на него, а потом снова вернулась к акварелям. Они были разными и по технике, и по содержанию, и по цветовой гамме, но все же, что-то неумолимо роднило их. Подражательство? Но кому? Есть что-то от Сезанна… Или это просто общий дух, идея, незримо проступающая из-под красок… Оно витало в воздухе, но Юля не могла подобрать эпитета.
Она медленно провела ладонью по холсту – и тут же отдернула руку, а потом с испугом взглянула на Матвея. Он сидел, опустив голову и, услышав ее тихое восклицание, словно еще больше сжался и только спросил: