Талисман мага
Шрифт:
«Какой странный закат… — подумал он. — А, может, совсем и не закат?»
Серые, белые, розовые, двух- и трехцветные; прямые, как стрела, и состоявшие из мелких рябинок — облака лучами расходились на востоке, и, словно в зеркале, огненно-рыжим костром отражались на западе. Ни дать ни взять — увеличенная во много раз копия татуировки, украшавшей плечо любого санрайзовца.
«Sunrise», — машинально повторил про себя Ральф. — «Восход»…
Он никогда не был суеверным, однако долгое созерцание неба способно заворожить любого, а если вспомнить, в каком состоянии в последнее время разведчик находился… Облака подобной формы он видел впервые,
— Любуетесь местными красотами, мистер Хюттнер?
Разведчик обернулся — в нескольких шагах от него, привалившись плечом к дереву, стояла Марта.
— Если здесь и есть, чем любоваться, так это вашей красотой, фрейлейн.
— Отец Небесный, почему же все так не вовремя! — притворно огорчилась женщина. — Когда-то одна глупенькая девочка готова была даже заниматься английским, лишь бы иногда сталкиваться в дверях с одним мальчиком. Но мальчик, увы, ее не замечал.
— Потому что девочка была еще слишком маленькой, — засмеялся Ральф. — И у нее были слишком пухлые румяные щечки.
— И никакие не румяные: просто девочка очень стеснялась и все время краснела.
Удивительно: Марта смеялась, но ее глаза — светлые и блестящие — смотрели холодно и иронично.
— Я думала, ты меня не узнал.
— Не сразу, — кивнул разведчик.
Уточнять, каким образом ему это вообще удалось, он не стал: вряд ли Марте понравилось бы, что кто-то тайком изучает ее мысли. А изменилась она действительно потрясающе: Ральф помнил смешную толстенькую девчонку, теперь же перед ним стояла рослая, с широкими плечами и высокой грудью женщина со строгим и волевым лицом. Карательный отряд все же. Вон и глаза, похоже, совсем разучились смеяться. Женщины слишком впечатлительны, слишком близко все принимают к сердцу, а потому часто меняются абсолютно непоправимо.
— Сколько ты уже у Майера?
— Шесть лет. — Порозовевшее от заходящего солнца небо на мгновение словно отразилось на лице Марты.
«Не разучилась краснеть — значит, еще не все потеряно, но…»
Ральф вспомнил свой короткий экскурс в сознание Алекса — Марты там не было. Если командир когда о ней и вспоминал, то лишь в совершенно определенные моменты.
— Михаэль, можно задать тебе вопрос?
— Задавай.
— У тебя с командиром счеты?
«Так — начинается…»
— У меня — нет. Вернее, кое-какие появились — примерно сутки назад, — но я не люблю ничего откладывать: все, что мне было от него нужно, я уже получил.
Марта задумалась: видимо, пыталась следующий свой вопрос сформулировать таким образом, чтобы получить более конкретный ответ.
— Я его знаю несколько лет. Ты заставил его делать то, чего он не хочет, — медленно произнесла она.
— А он очень редко делает то, чего не хочет.
— Ну и?
Она не ответила. Теребила в руках желтый засохший листок, отгоняла несуществующую мошку (разведчик продолжал потихоньку упражняться в создании мелких иллюзий),
— Знаешь, что я тебе скажу, — наконец не выдержал Ральф. — Есть вещи, которые лучше не выяснять. Поверь мне, здесь как раз такой случай.
Размахнувшись, Марта с такой силой прихлопнула назойливую мошку, что разведчик поспешил сдаться: после такого удара его творение просто обязано было исчезнуть.
— Ты не понимаешь…
«Еще как понимаю…» — Ральф мысленно ругнулся. Марта, конечно, хотела быть в курсе всех дел, и боялась за Майера, и, наконец, ей было просто приятно лишний раз о нем поговорить и…
Он вдруг поймал себя на том, что страшно завидует Алексу. Когда Ральф около четверти часа назад только увидел Марту, ему было настолько плохо, что даже комплимент в ее адрес он произносил, чуть ли не стиснув зубы, но за время, пока она находилась рядом, разведчик словно отогрелся. Даже здесь, в Тайге, среди постоянных опасностей и ненависти, женщина продолжала сохранять тепло нормальной жизни — потому что все время думала о любви. Остальное: интриги, соперничество — интересовали ее не сами по себе, а как нечто, имеющее отношение к ее возлюбленному, как то, что могло ему угрожать и то, от чего его следовало уберечь. Такая, как она, действительно была на это способна, и совсем не потому, что редкому мужчине уступала в силе. Настоящая сила была в другом: в изгибах ее тела, в том, как от каждого движения упруго колыхалась на груди рубашка…
«Господи!» Ральф затаил дыхание. Живой неизъяснимый восторг фонтаном вырывался откуда-то из солнечного сплетения, растекался вокруг, и каждый участок тела, которого касался этот поток чистого счастья, тут же откликался, благодарно возвращая в общий источник многократно усиленное сладостное чувство.
«Амалия…» — робко напомнил внутренний голос.
«Знаю… помню… — откликнулся разведчик. — Но я должен вернуться к ней живой, а полчаса назад я умирал…»
— Михаэль, я… я не уверена, но мне показалось, Алекс… — Марта впервые назвала командира по имени, — пытался тебя убить.
— Тебе показалось, — глядя в непривычно напряженные глаза женщины, улыбнулся Ральф.
— Правда?
— Правда. Кстати, — разведчик сделал паузу и продолжал уже по-немецки: — Те уроки не пропали даром: ты говоришь по-английски очень, очень хорошо. Можешь мне поверить. Если бы я не знал, какой язык твой родной…
Неожиданно Марта всхлипнула и прижалась к его груди.
— Полегче, девочка, полегче, — осторожно отстраняясь, засмеялся Ральф. — Я ведь не каменный.
— Неужели? — Слезинки еще висели на ресницах, но глаза женщины уже снова смотрели насмешливо.
— Я тоже.
— Только не говори, что и в «Sunrise» ты потащилась за мной.
— Потащилась за тобой, — неподражаемо сморщившись, согласилась Марта.
Она еще хотела добавить, что это было давно, но не успела: Ральф снова привлек ее к себе.
Марта заколебалась. Ее обнимал человек, о котором она грезила всю свою юность. Медальон с его портретом по-прежнему лежал где-то там в ящике письменного стола… Тетрадь, от начала до конца исписанная его именем; и слезы, слезы — море слез… Но потом в ее жизни появился другой. У него были черные, колечками, жесткие на ощупь волосы и темные продолговатые глаза, которые от страсти сначала становились влажными, а потом абсолютно пустыми, и сам он начинал мелко-мелко дрожать… В такие минуты ей почему-то хотелось его уберечь, защитить… От кого?