Талисман (сборник)

Стругацкие Аркадий и Борис

Ни с чем не сравним был момент, когда мои глаза наткнулись на очерк, напечатанный на последней, шестой странице — «Фронт теперь иной — мирный». Я прочел его с такой быстротой, с какой никогда, ни прежде, ни теперь, читать не мог. Я понял из этого очерка главное — война окончилась нашей победой. В сущности говоря, я мог бы сделать этот вывод из любого другого материала, помещенного в номере, но этот очерк попался мне на глаза первым.

Вам никогда не понять чувство, которое охватило меня в тот момент. Ведь я, единственный человек на Земле, достоверно знал будущее. Никто у нас не сомневался в победе над фашизмом, но одно дело верить, а совсем другое знать!

Я

попросил их подарить мне газету. Но они отказались это сделать. Смысл их слов сводился к тому, что нельзя вмешиваться в ход чужой истории, что ничего, кроме вреда, от такого вмешательства не получится.

Тогда я попросил разрешения прочесть все, что имелось в газете.

— Мы хорошо понимаем твое состояние, — сказали они, — но посуди сам. У нас осталось всего полтора часа. Пока ты будешь читать, пройдет половина этого времени.

Я вынужден был согласиться, что они правы. Единственное, о чем я пожалел, это о том, что газета от третьего июля, а не от первого мая, или седьмого ноября. Тогда я узнал бы все более подробно и более быстро из предпраздничного доклада.

Со вздохом я отложил газету в сторону. Но они тут же взяли ее и спрятали в один из стеклянных шкафчиков. Видимо, они опасались, что ее вид будет меня отвлекать.

Наверное, это так и было бы.

— Послушай, нашу историю, — сказали они.

Теперь я могу сказать, что показав мне газету, они совершили ошибку. Им следовало сделать это позднее. Мое волнение помешало мне внимательно слушать, а главное, запомнить то, о чем они мне рассказывали.

Они начали с более древних времен, чем я, и их рассказ занял больше времени. Главное, что я уловил, — это поразительное, до неправдоподобия, сходство их истории с нашей. Различия были, и я их заметил, но мне стало ясно, что слова моего спутника о тождестве наших двух планет и их обитателей относятся не только к внешнему виду людей, одинаковому отсчету времени (если исключить «направление времени») и природным условиям, но и к истории, к ходу развития человечества. Даже мне, юноше, неискушенному в таких вопросах, стало ясно, что различия вызывались действиями отдельных людей, а не законами развития общества, которые были одинаковыми на обеих планетах.

Когда они закончили рассказ, я сразу же заявил, что хочу увидеть их жизнь, насколько это возможно за столь короткое время.

— Выходить отсюда тебе нельзя, — сказали они.

— Почему?

— У нас нет уверенности в том, что микроорганизмы нашей планеты точно те же, что и на вашей. Ты можешь заразиться болезнью, с которой ваша медицина не сможет справиться. Здесь, в лаборатории, воздух специально очищен.

— Но ведь и ваш человек, пришедший к нам, тоже мог заразиться.

— Для нас это не страшно, наша медицина на триста лет впереди вашей.

— Значит, я ничего не смогу увидеть? — спросил я, глубоко разочарованный.

— Нет, почему же. Кое-что мы тебе покажем. Но не выходя отсюда.

Эту часть своего пребывания в параллельном мире я запомнил хуже всего. Потому что они показали мне слишком много.

Мне сказали, что программа была подготовлена заранее, так как они были уверены, что их посланцу удастся уговорить жителя Земли посетить их мир. И все же, по моему мнению, они не продумали ее до конца. То, что я видел, было бессистемно, не оставило цельного впечатления. Я думаю, что они снова забыли о том, что их посетит человек иного уровня развития, чем те люди, которые приходили к ним триста лет назад.

Как я уже говорил, меня посадили в кресло. Оно было мягко и удобно. И вот за все время путешествия по их планете

я чувствовал под собой это кресло. Я увидел жизнь Земли номер два, не выходя из лаборатории, как они и сказали.

И не на экране!..

Тот, который рассказывал мне их историю, сказал:

— Мы покажем тебе наиболее интересные места на нашей планете. Ты увидишь их так, как будто сам находишься в том или ином месте. Но в действительности ты будешь здесь, в этом кресле. Пусть это тебя не пугает, все это только техника, никакого вреда она тебе не принесет.

— Я нисколько не боюсь, — сказал я.

Мне прикрепили к вискам два электрода. Они были очень малы и не соединялись ни с каким прибором.

— Ты готов? — спросили меня.

— Готов!

И вдруг я очутился на улице… [5]

Когда мое мнимое путешествие по планете закончилось, я словно пробудился от сна и увидел себя в той же лаборатории, в том же кресле, которое не переставал ощущать все время, и вокруг меня сидели те же восемь «пришельцев».

5

Примечание автора: В этом месте своего рассказа Иван Степанович предложил сделать хронологический перерыв и сразу перейти к концу его пребывания в параллельном мире. Он мотивировал свое предложение тем, что ему так будет легче. Я не мог и не хотел мешать ему рассказывать так, как он находит нужным. Как я мог ожидать того, что случилось через несколько дней. Я не виноват, но все же меня мучает совесть. Благодаря моей уступчивости люди узнают, как выглядит Земля номер два и жизнь на ней, только через триста лет. Потому что он так и не успел, до разным причинам, завершить свое повествование.

Они сказали, что прошло более полутора часов и мне пора возвращаться.

— Сколько было времени на твоих часах, когда ты перешел к нам? — спросили они.

— Мои часы, — ответил я, — остались там. Но я помню, что на них было ровно шесть. Ваш посланец говорил, что первые полчаса я много двигался и потому могу провести у вас не более полутора часов.

— Мы этого не знали. Ты пробыл у нас один час и пятьдесят пять минут. Еще десять минут займет подготовка перехода. Но мы думаем, что ничего не случится, если вы оба встретитесь снова с самого начала.

— Мы совершим переход вместе?

— Нет. Вы отправитесь раздельно. Ты — с этого места, а он — с того, где находится сейчас.

— Вам виднее, — сказал я машинально. Думал я о другом. «Оказавшись» снова в лаборатории, я сразу же вспомнил о газете. Прочесть ее всю не было уже времени, а мне мучительно хотелось узнать, что произошло на Земле в июльский день шестьдесят девятого года. Я вспомнил, что видел мельком заголовок «Американский космонавт в Москве», и только сейчас внезапно осознал, ЧТО означает этот заголовок.

Первым моим побуждением было попросить у них газету на несколько минут, которые займет подготовка к обратному переходу. Но я промолчал.

Шкаф, где лежала газета, находился от меня в трех шагах. И дерзкая мысль завладеть этой газетой уже не покидала меня. Я не верил, что знакомство с будущей газетой может причинить какой-нибудь вред. Вернее, я просто не думал об этом. А «пришельцам» она была совершенно не нужна. «Значит, и совесть моя может быть спокойна», - додумал я.

Но, как осуществить мой замысел? Вокруг было восемь человек, ни один из них не позволил бы взять, газету. Они четко выразили свое мнение по этому вопросу полтора часа назад.