Талларн: «Палач»
Шрифт:
Тахира взяла кружку, но не выпила. Брел сделал большой глоток из своей кружки, чувствуя, как ликер огнём катится вниз по его глотке. Тахира долго смотрела на жестянку в руках, потом резко поднесла её ко рту. Секундой спустя глаза её заслезились, и она пыталась подавить кашель. Брел едва сдержал смех.
Тахира фыркнула и отступила, чтобы сесть на штампованный металлический стул.
— Я читала записи о тебе, – сказала она и глотнула ещё из кружки. Брел поднял бровь.
— У них всё ещё есть записи здесь? Я думал, что теперь-то они их точно потеряли.
— По большей части это были
Брел покатал кружку в руках, стараясь избегать её взгляда.
— По моим подсчётам это двенадцатая война для тебя, правильно?
— На самом деле – тринадцатая, – ответил Брел, всё ещё не глядя на неё, – они не посчитали Гало Маргинс. Никто не любит вспоминать балаган, за которым последовало поражение. Только не в Великом крестовом походе.
Пересаженная кожа на затылке шее и руках начала вновь зудеть, это происходило каждый раз, когда он думал о прошлом. «Потому что она не твоя», – пошутил когда-то заряжающий Фастинекс, когда Брел рассказал ему о зуде в пересаженной плоти. Рот его скривился.
«Двадцать лет прошло с тех пор, как этот жирный ублюдок словил рикошет, – подумал он, – а его тупая рожа всё ещё забавляет меня».
Ещё я нашла лист наград и грамот. Даже несколько рекомендаций к повышению. Потом ты смылся сюда… и всё. Нет даже записей о взысканиях.
— Позабытые, вот кто мы. Ты, должно быть, заметила.
— Больше нет, – сказала она. Брел продолжал молчать, – они вводят в строй ещё больше единиц. Командование издало приказ – всё, что может ездить, будет вооружено, и каждый человек, способный дышать рециркулированным воздухом, будет отправлен в бой. Не только добровольцы, вообще все, годные управлять машинами пройдут подготовку. Они хотят, чтобы мы нанесли ответный удар.
Брел смеялся пока не смог наконец-то остановиться.
— Разве это смешно? – спросила Тахира.
— Да, – кивнул Брел, – в некотором смысле, это самая забавная штука, из тех, что я слышал за прошедшие годы.
Он опустил кружку и налил себе ещё одну большую порцию.
— Всем было плевать на это место, даже когда Империум начал рвать сам себя на части. Теперь одна из сторон решила превратить его в пустошь, и мы засовываем мужчин и женщин в боевые машины, чтобы они умерли за пару секунд, – он улыбнулся. – Ага, очень смешно.
— Это их дом.
— Это было их домом. Сомневаюсь, что они захотят жить там сейчас, – он сделал глоток и покрутил шеей, чтобы снять напряжение в мышцах. Он посмотрел на Тахиру, на его невозмутимое лицо глядели глаза с застывшим гневом в глубине.
— Ты – бессердечный ублюдок.
— Горька на вкус, как я и говорил.
— Мы должны сражаться против любой угрозы. Предатели…
— Что? – сказал он, весело ухмыляясь, – Ты думаешь, что здешние «шишки» объединяются потому что, считают, будто одна идеология правильней другой? Что их реально беспокоит, так это то, что сейчас одна из сторон пытается убить нас, а другая – нет. Мы-то на какой стороне?
Тахира поднялась. Клокочущий гнев вернулся. Она немного неуклюже вытащила лазпистолет, но он отметил, что дуло, направившееся ему в лицо, не тряслось.
— Это призыв к мятежу, – тихо проговорила она.
— Давай-давай, – сказал он, – Ещё один командир танка погибнет, а врагу это не будет стоить даже пули. Может они дадут тебе медаль.
Он медленно поднёс кружку к губам, сделал глоток и вновь посмотрел в дуло пистолета. Спустя секунду она опустила пистолет. Брел кивнул в знак благодарности.
— Я дам тебе совет, бесплатный, потому как ты всё ещё «зелёненькая». Перестань думать о нас, как о людях. Я, мой экипаж, этот глазастый гражданский, или любые другие, которых к тебе прицепят. Они – это машины, которыми они управляют, и они либо делают это хорошо, либо плохо. И только это должно тебя заботить, потому что только это имеет значение для выживания.
Медленно и осторожно Тахира поставила кружку на пустой стул и сделала шаг к двери. Брел устало выдохнул, но Тахира развернулась быстрее, чем он успел среагировать, и сильно врезала ему по челюсти. Очень сильно.
Он рухнул на пол, в голове гудело. Лежа там, он слышал, как Тахира взяла полупустую бутылку и пошла прочь. Он хотел было посмеяться, но дверь уже захлопнулась за ней.
Акил сидел на полу один в тишине, наблюдая за стекающей по пласкритовой стене водой. На секунду он подумал, могла ли она просочиться из-за стен бункера, потом он посмеялся собственным мыслям.
«Если бы она была снаружи, то я уже был бы мёртв», – подумал он, вспоминая разрастающиеся гнойники на лице Рашне.
Он подтянул ноги к груди. Комбинезоны, которые им выдали, были грубыми и плотными. Его собственная одежда была сожжена после первой стадии обеззараживания. Он не был уверен почему, но страх в глазах солдата был таким, что он без лишних вопросов стащил себя ещё один слой своей жизни и смотрел, как его сбрасывают в печь.
Адреналин отхлынул, как только он попал в убежище. Было похоже на откатывающееся после шторма море, оставляющее на берегу обломки. Люди проходили мимо, все в униформе, все двигались целеустремлённо. Некоторые смотрели на него, но он осторожно старался избегать их взглядов. Он не хотел разговаривать с кем бы то ни было. Он не хотел видеть своё отражение в их глазах. Он шёл по серым коридорам, не имея представления куда направляется, пока просто не остановился. В конце концов, он сел, прислонившись к стене ожидая чего-то, что имело бы смысл. Он был точно уверен, что таким образом провёл несколько часов. Он моргнул и встряхнул головой. Он чувствовал усталость и опустошение.
«У меня не осталось ничего, что не было бы похоронено или спрятано. Мой мир теперь живёт в опечатанных могилах, – он сцепил руки, разглядывая линии на ладонях. – Что я делаю? Я не воин. Никогда им не был, и есть ли хоть что-то, ради чего сейчас стоит сражаться?»
По толпам беженцев, скученных в ангарах, ходили разговоры об ответном ударе, и ударе такой силы, чтобы враг истёк кровью на мёртвых землях Талларна.
«Талларн», – каждый раз, когда он слышал это слова, из глубин его мыслей поднималось чувство вины. Оскалы мёртвых зданий, вид лица Рашне за мгновенье до того, как его глаза растворились, пронеслись перед его внутренним взором.