Талтос-убийца
Шрифт:
Прошло меньше десяти секунд с тех пор, как я вошел в комнату. Трое телохранителей лежали на полу в разных позах, Баджинок был, вероятно, при смерти, а оставшийся джарег был уже ни на что не способен.
Я не мог поверить, что мой план удался.
Херт тоже.
– Кто ты все-таки такой? – спросил он.
Я убрал рапиру в ножны и достал висевший у меня на поясе кинжал. Я не ответил на его вопрос, поскольку не разговариваю со своими жертвами; это ставит наши отношения совершенно не на ту основу. Я услышал позади какой-то
На полу лежало тело – не из тех, кого уложил я. Я заметил, что Коти держит в руке кинжал. Херт все еще не шевелился. Я проверил тело, убеждаясь, что это не более чем тело. Это был Квэйш. Из его спины торчало короткое железное острие. Спасибо тебе, Иштван, где бы ты ни был.
Я снова встал и повернулся к посланнику.
– Убирайся, – сказал я. – Если те двое телохранителей снаружи попытаются войти сюда, мои люди на улице убьют тебя.
Он мог, конечно, поинтересоваться, почему мои люди на улице не убили телохранителей. Но он ничего не сказал – просто ушел.
Я шагнул к Херту и поднял кинжал. В это мгновение меня не интересовало, видит ли меня кто-нибудь и что будет со мной потом. Я хотел лишь закончить дело.
– Подожди, – сказал Келли.
Я остановился, не веря своим ушам, и сказал:
– Что?
– Не убивай его.
– Ты спятил? – Я сделал еще шаг. На лице Херта не было абсолютно никакого выражения.
– Я сказал то, что хотел сказать.
– Очень рад.
– Не убивай его…
Я остановился и отступил на шаг.
– Ладно, – сказал я. – Почему?
– Он наш враг. – Келли сделал ударение на слове «наш». – Мы сражались с ним много лет. Нам не требуется твое вмешательство, и нам не нужно, чтобы Империя или даже Дом Джарега занимались расследованием его смерти.
– Может быть, тебе трудно будет в это поверить, – сказал я, – но то, что требуется вам, меня волнует не более чем писк теклы. Если я не убью его сейчас, я мертвец. Я думал, что я и так мертвец, но обстоятельства, похоже, складываются так, что я могу остаться в живых. Я не намерен…
– Думаю, ты можешь сделать так, чтобы он не преследовал тебя, не убивая его сам. Я моргнул, потом спросил:
– Интересно – как?
– Не знаю, – сказал Келли. – Но посмотри на его положение: ты практически уничтожил его организацию. Чтобы снова ее собрать, ему потребуются огромные усилия. Сейчас он крайне ослаблен. Ты мог бы что-то придумать.
Я посмотрел на Херта. Его лицо все так же ничего не выражало.
– В лучшем случае, – сказал я, – это означает, что он будет просто ждать.
– Может быть, – сказал Келли.
Я снова повернулся к Келли:
– Откуда ты столько знаешь о том, как мы действуем и в какой ситуации он сейчас находится?
– Это наша работа – знать все, что может иметь значение для нас и тех, чьи интересы мы представляем. Мы сражались с ним
– Ладно. Может быть. Но ты все еще не сказал мне, почему я должен оставить его в живых. Келли покосился на меня.
– Ты знаешь, – сказал он, – что ты – ходячее противоречие? Твои корни в Южной Адриланке, ты выходец с Востока, но посвятил всю свою жизнь отрицанию этого, перенимая привычки драгейриан, почти превратившись в драгейрианина, и более того – в аристократа…
– Это совершенная…
– Иногда ты даже изъясняешься, как аристократ. Ты стремишься – нет, не к богатству, но к власти, поскольку именно это аристократия ценит превыше всего. И в то же самое время ты носишь усы, подчеркивая свое происхождение, и ты настолько отождествляешь себя с выходцами с Востока, что, как мне говорили, ни один из них никогда не становился твоей жертвой. Ведь ты отклонил предложение убить Франца.
– Какое отношение это имеет…
– Теперь тебе приходится выбирать. Я не требую от тебя отказаться от своей профессии, сколь бы презренной она ни была. Собственно, я от тебя вообще ничего не требую. Я лишь говорю тебе, что в интересах нашего народа не убивать Херта. Делай что хочешь. – Он отвернулся.
Я пожевал губу, сначала несколько удивившись тому, что вообще об этом думаю. Покачал головой. Подумал о Франце, который был воистину счастлив, что его имя используется для пропаганды после его смерти, и Шерил, которая, вероятно, считала бы так же, и обо всем, что наговорил мне Келли во время наших встреч, и о Наталии. Вспомнил разговор с Парешем, который, казалось, был очень давно, и взгляд, которым он удостоил меня в конце. Теперь я его понял.
У большинства людей нет возможности выбирать, на чьей они стороне, но у меня такая возможность была. Именно об этом говорили мне Пареш, Шерил и Наталия. Франц думал, что я сделал свой выбор. Коти и я имели возможность выбирать, на чьей мы стороне. Коти выбрала, и теперь очередь за мной. Интересно, подумал я, смог бы я остаться посередине?
Внезапно меня перестало волновать, что я стою посреди толпы чужих мне людей. Я повернулся к Коти и сказал:
– Я должен присоединиться к тебе. Я знаю это. Но я не могу. Или не хочу. Вот в чем дело.
Она ничего не ответила. Все остальные тоже молчали. В жуткой тишине мрачной комнатки продолжал говорить один я:
– Да, я бы хотел совершить нечто ради блага человечества, если тебе хочется это так назвать. Но не могу, и нам обоим придется с этим смириться. Я могу кричать и вопить сколько угодно, но это не изменит ни меня, ни тебя.
Все продолжали молчать. Я повернулся к Келли и сказал:
– Ты, вероятно, никогда не узнаешь, как я тебя ненавижу. Я с уважением отношусь к тебе и к тому, что ты делаешь, но ты унизил меня в моих собственных глазах и в глазах Коти. Я не могу тебе этого простить.