Там где бродили львы (с иллюстрациями)
Шрифт:
На следующее утро я, как обычно, вышел на прогулку со львами. Когда они в положенный час улеглись отдыхать, я отправился на место вчерашней схватки.
Вся земля оказалась испещренной следами гиен и шакалов. Я стал искать останки леопарда, но почти все уже исчезло – лишь высохшие пятна крови на камнях и обрывки шкуры на обломках ветвей напоминали о вчерашней трагедии. Арена битвы, на которой четыре зверя демонстрировали свою силу, волю к жизни и волю к победе, которая вчера оглашалась таким страшным ревом, теперь была пуста и безмолвна. Стоя на месте разыгравшейся накануне кровавой драмы, я думал о том, что, если бы Фьюрейя не спасла меня, моя кровь тоже пролилась бы на этих камнях.
Живя столь напряженной жизнью среди львиной стаи, я нередко получал уникальную возможность заглянуть
Живя со львами, я был окружен столькими разнообразными проявлениями жизни, но и множество раз наблюдал самые разные аспекты смерти. Это развивало во мне чувство, что колокол может прозвонить и по мне.
Глава пятая
Все течет, все меняется, в том числе времена года
Нельзя сказать, чтобы наше первое Рождество в компании львов в Тули было сплошь радостью – к нему примешивался затаившийся в глубине души налет печали. Конечно, мы с Джулией были счастливы, что проводим этот праздник в столь необычной обстановке, но, по правде говоря, мы больше праздновали успехи наших подопечных, чем сам праздник Рождества.
Рождество вызвало в каждом из нас глубоко переживаемые воспоминания. Джулия подумала о том, как жила ее семья после смерти отца. Она чувствовала себя виноватой, что не отправилась на Рождество к семье, главной опорой которой теперь стала ее мать. Ей не хотелось оставлять меня в Тули в одиночестве – вот почему она осталась здесь. При всем том, что я был бесконечно благодарен ей за это, по зрелом размышлении мы поняли, что было бы куда лучше, если бы она полетела на этот праздник к семье. Теперь же ее обуревали чувство вины и горечь воспоминаний о том, что случилось ровно год назад.
У меня в памяти тоже вставало предыдущее Рождество – то, которое я провел в компании Джорджа Адамсона и его львят в Кора. Это был последний сезон Джорджа, и я переживал в душе все, что случилось в прошлом году. Как раз год назад, я собирался покинуть Кора, Джорджа и львят. Чем ближе был час расставания, тем глубже закрадывалось чувство, что я никогда больше не увижу Джорджа. Как в воду смотрел.
Отлично помню последнее Рождество в Кора. Особенно то, как Джордж приготовил львятам праздничный обед, притащив для них целого козла. Устроив львятам пир, мы сели за праздничный стол сами. Жара стояла жуткая, мы обливались потом, но с наслаждением уплетали рождественскую индейку, ветчину и пудинг, который приготовил старый повар Джорджа по имени Хамиси – на прокопченной сковородке, на простенькой печурке. Прежде чем мы сели за стол сами, Джордж позвал работников, и те торжественно внесли козла, словно жертвенное животное. Рафики, Фьюрейя и Батиан сидели неподвижно, глядя на жертвоприношение, – они явно были ошеломлены и, прежде чем приступить к трапезе, с волнением набросились на него, как бы совершая обряд заклания. Джордж стоял рядом и, посмеиваясь, пыхтел своей трубкой. Никогда за время их короткой жизни львятам не доставалось столько еды. Целый день и целую ночь крошки ели так, что за ушами пищало, и последующие дни они провалялись кто на спине, кто на боку, словно желто-коричневые детские надувные игрушки на песке, – им явно сделалось нехорошо от обжорства.
В свое последнее Рождество Джордж накормил до отвала и других членов своей семьи – птиц, белок, обезьян и лори, выдав им праздничный двойной паек. После рождественского обеда мы насыпали семян цесаркам, орешков птицам-носорогам и белкам. Обезьянки верветки сами поспешили за ним, чтобы получить свой гостинец. Никогда не забуду, как детеныши обезьянки, уплетая угощение с открытой ладони
По мере приближения кануна Нового года Джордж все больше и больше уходил в себя. Близилась девятая годовщина убийства его верной сподвижницы Джой. К тому же львы, в прошлом выпестованные Джорджем, – Грей, Одноглазый и другие – не показывались в «Львином лагере» уже почти месяц, что заметно усугубляло его меланхолическое настроение. Был ряд причин, почему он желал вновь увидеть своих львов, но главной была та, что львы подбадривали, в чем он как раз сейчас очень нуждался. Так всегда бывает – люди на склоне лет всякий раз с приближением Рождества задумываются, доведется ли им праздновать этот праздник и на следующий год. Впрочем, эта мысль приходит в голову не только старым людям – этим нездоровым (с точки зрения других) мыслям и я предаюсь каждое Рождество. Возможно, Джордж, оставаясь наедине с самим собой, предавался таким раздумьям, помышляя о собственном бессмертии; но факт остается фактом – его желание увидеть своих львов было недвусмысленным и неприкрытым.
В новогоднюю ночь у нас с Джорджем было трое молодых посетителей. Весело болтая, мы ждали Нового года. И тут, за десять минут до того, как в старом радиоприемнике Джорджа, настроенном на Лондон, раздался звон Биг-Бена, произошло нечто волшебное и волнующее. Мы с Джорджем почувствовали – еще не видя и не слыша – присутствие льва. Джордж зажег факел и поднес к ограде. Так и есть – за оградой в ночи стояла почтенная львица Грови, спокойно глядя на нас.
В эти предновогодние дни Джордж особенно нуждался в ней. В мыслях он звал ее… и вот она была наяву. Поприветствовав почтенную царицу зверей, Джордж дал ей мяса. Пока она ела, из далекого Лондона донесся бой курантов. С шумом вылетела пробка, и мы все нестройным хором затянули «Старую новогоднюю». Все слова знал только Джордж.
Празднество в обществе Джорджа – ставшее для него последним – было окончено. Грови скрылась в ночной тьме, но ее присутствие ощущалось почти физически. Джордж поднялся с места. Отвернувшись в попытках скрыть слезы, он затем сердечно пожелал нам покойной ночи, а Грови, уходившей во тьму, счастливого нового года.
Джорджу необходимо было побыть наедине с самим собой. Эмоции, которые он только что испытал, были из тех, разделить которые можно только с самим собой. Последнее в жизни Джорджа Рождество, как и другие важнейшие события в его жизни, получило львиное благословение. Для человека, который посвятил всего себя львам, это благословение означало все.
Вот какие воспоминания нахлынули на меня год спустя, когда я в ночь под Рождество сидел в компании львов с Тули и при этом думал – где же теперь Грови?…
Рождение и возрождение – вот каким смыслом наполнен драматичный сезон летних дождей в заросших кустарником землях Ботсваны. Это – время контрастов и удивления. Перед наступлением сезона дождей земля Тули высыхает настолько, что лишенные листвы деревья выглядят как мертвые, и ветер носит тучи пыли по голой земле. У животных, в частности антилоп, появляется вялость; на некогда лоснившихся боках начинают проглядывать ребра. Дождей не выпадает по пять месяцев и более – вот почему с таким нетерпением ждут здесь летних гроз.
Как только с юга наступают серые и белые тучи и доносится ворчание грома, животный мир Тули охватывает волнение. Чувствуя приближение дождя, звери начинают скакать и прыгать с такой энергией, какую несколько недель назад в них никто не подозревал бы. Но вот наконец наступает долгожданный миг.
Сначала капля, затем другая, а через какие-нибудь минуты бесчисленные мириады их сыплются на землю во все ускоряющемся темпе. Почва насыщается водой, наполняются небольшие овражки, и вода пробивает себе путь к пересохшим до времени руслам. Она поднимается все выше и, кружа, несется к югу, к великой реке Лимпопо, наполняя ее и возвращая ей отблески былой славы.