Там, где умирают корабли
Шрифт:
— Мои родители были бизнесменами и понимали, что время — деньги. Однако рынок есть рынок, и возможно, кто-то захочет дать более высокую цену за право владеть «Вратами Мескалеро».
Джонсон чуть нахмурился и послал условный радиосигнал в номер этажом ниже.
— Да, конечно, такое может случиться. Но ведь, как говорится, «лучше синица в руках, чем журавль в небе». Зачем вам ждать, если вы прямо сейчас можете получить вполне приличную цену?
Эти слова, казалось, повисли в воздухе. Натали переводила взгляд с диковинной головы на не менее странного мужчину, носившего ее на руках. Разве не именно этого она и хотела? Побыстрее закончить с продажей и получить деньги. Но почему эти адвокаты выглядят так неприветливо? И почему у нее ощущение, что все происходит как-то неправильно? Ответ на предложение поверенных Орра нашелся сам собой:
— Вы совершенно правы, мистер Джонсон, и я прислушаюсь к вашим словам. Однако я прошу немного подождать. У меня есть брат, ему скоро исполнится восемнадцать, и поэтому я не могу принимать решение единолично.
Ка-Ди быстро взглянул на Са-Ло, и в эту минуту дверь распахнулась, и на пороге показались еще трое — две женщины и мужчина. Менее опытный человек подумал бы, что Ари и ее громилы ошиблись дверью, и не стал бы тратить время на ненужные вопросы, но Натали слишком часто бывала на отдаленных планетах, чтобы сразу не сообразить, что к чему.
В один миг она оказалась на ногах, схватила Джонсона за уши и подняла его со стола. Он весил вдвое больше, чем могла бы весить обычная голова, да к тому же еще пытался укусить девушку. Увернувшись от его зубов, Натали метнула Джонсона в Ари. Тяжелая голова сбила ее с ног. Ари еще падала, а Натали, раскрутив сумку над головой, ударила ею второго визитера прямо в лицо. Он завопил, схватился за нос и закрутился на одном месте.
Оставшаяся женщина ухмыльнулась и протянула руку:
— Пока тебе везло, дорогая, но не надо испытывать судьбу! Отдавай сумку, иначе проведешь остаток жизни в больнице.
Признавая себя побежденной, Натали протянула ей сумку. «Нет! Не трогай!» — закричала Ари, но женщина уже вцепилась в ремень. Натали дернула сумку на себя, лишив нападавшую равновесия, потом она ударила ее коленом в живот, а когда та согнулась от боли, обрушила ей на затылок сцепленные кулаки. Женщина упала на пол и затихла.
Вне себя от бешенства Ари вскочила на ноги. Натали метнулась в спальню и заперла дверь. Почти сразу же ручка заходила ходуном: с той стороны пытались открыть дверь. Натали надела сумку через плечо и вышла на балкон. В это время дверь в спальню содрогнулась от тяжелого удара. Дерево затрещало, послышались ругательства. Натали взобралась на перила и выпрямилась. Где-то далеко внизу тускло поблескивал бетон. Девушка прыгнула, и ветер рванулся ей навстречу.
7
Тот, кто приковывает цепь к ноге брата своего, в конце концов обнаружит другой ее конец на своей шее.
ПЛАНЕТА НОВАЯ НАДЕЖДА
С восходом оранжево-желтого солнца поднялись испарения от сточных канав, пересекающих весь изолятор временного содержания. Вонь усиливалась, а время потекло еще медленнее. Сосед Дорна по камере умер около трех часов дня, но за его телом никто не приходил до темноты. Когда наконец тюремщики поволокли труп к двери, Дорн попытался объяснить им, что он попал сюда по недоразумению.
— Меня зовут Дорн Восс, я не знаю, за что посажен сюда. Пожалуйста, разрешите мне поговорить с вашим начальником!
Дорн не знал, что это такие же заключенные, как и он, которые согласились собирать трупы за дополнительную пайку. Один из них стал затягивать труп на тележку, а второй вернулся за фонарем. Он тяжело ступал по мокрому бетону, и каждый шаг отзывался эхом от стен. У него были всклокоченные черные волосы, щетина, как минимум, четырехдневной давности и низкий хриплый голос.
Могильщик поднял фонарь, и на стенах заплясали громадные тени.
— Послушай меня, мальчик! Никто из нас не знает, за что посажен сюда, но тем не менее все мы здесь. Береги силы, чтобы выжить. Кроме тебя самого, тебе никто не поможет!
С этими словами он вышел из камеры. Хлопнула дверь, и камера вновь погрузилась во тьму.
Через час под дверь сунули миску с каким-то варевом. Оно пахло дрожжами, и в нем плавали куски чего-то отдаленно напоминающего мясо. Впрочем, Дорн так сильно проголодался, что его интересовала только еда, а не то, из чего она состоит. Одним махом он отправил в рот эту бурду, а потом дочиста вылизал миску. После еды ему захотелось пить, но в камере не было другой воды, кроме той, что стекала по стене и образовывала небольшую лужицу в дальнем углу камеры. Дорн подумал о бациллах, кишащих там, и решил, что он может и потерпеть. Во всяком случае пока.
Стараясь не обращать внимания на жажду, Дорн сел, охватил колени руками и стал дожидаться утра. Ему хотелось курить, и он ругал себя за то, что привык к табаку. В соседней камере гудели голоса, раздавался надсадный, тяжелый кашель, откуда-то доносился звук молитвенного барабана. Дорн принялся было жалеть себя, но вовремя спохватился, вспомнив слова могильщика: «Береги силы, чтобы выжить! Кроме тебя самого, тебе никто не поможет».
В этих словах не было ничего особенного, обычная житейская мудрость, но они заставили юношу понять очень важную вещь. Только сейчас Дорн сполна осознал, что только один несет ответственность за свою жизнь. Именно он, а не родители, не учителя и не общество в целом. Да, жизнь сдала ему дрянные карты, но ведь перед этим он столько раз был при козырях! Ведь это он сам посмеялся над советами Тулла и проиграл все свои деньги. Может быть, кто-то захочет ему помочь, а может, и нет. Уцелеть, выжить — эту работу он может поручить только себе самому. И он ее выполнит! Главное — думать над каждым своим шагом и разработать надежный план освобождения.
Крысы носились в дальнем углу камеры, и, наблюдая за ними, Дорн незаметно для себя заснул. Во сне ему было хорошо.
Его разбудили голоса и лязг цепей. Свет просачивался сквозь решетку, рисуя на полу четкие прямоугольники. Во рту поселилась отвратительная горечь, плечо затекло.
В замке загремел ключ. Скрипнула дверь, и вошел охранник — крепенький коротышка. Он улыбался, постукивая петлей бича по ноге:
— Доброе утро, дитятко, пора вставать и радоваться жизни!
Согласно своей новой философии, Дорн не стал доказывать свою невиновность служителю низшего ранга, а поспешил к выходу. Под босыми ногами захлюпала грязь. Солнечный свет, особенно яркий после сумрака камеры, ослепил его, и юноша остановился. Его тут же толкнули в спину:
— Дитятко, ты думаешь, я с тобой целый день буду возиться? Ну-ка пошевеливайся! В конец шеренги, живо!
Шеренга была почти построена. Мужчины и женщины, некоторые с детьми, тусклыми глазами провожали Дорна, пока он добирался до указанного ему места. Узники были в основном среднего возраста, все в лохмотьях, все отощавшие и изможденные. Охранники подгоняли Дорна, стегая его бичами по голове, рукам и ногам. Они поступали так не по долгу службы, а просто потому, что им это было позволено, да еще потому, что бич, отсутствие цепей на ногах и чуть лучшая пища — вот и все, что отличало их от охраняемых ими рабов.