Там, где в дымке холмы

Исигуро Кадзуо

– Да, полагаю, что так.

– Статья просто из ряда вон, Сигэо. Просто из ряда вон.

Сигэо Мацуда глубоко вздохнул, потупился, кивнул, но промолчал.

– Я собирался на днях к тебе прийти и о ней поговорить, – продолжал Огата-сан. – Но, конечно, запамятовал. Сигэо, скажи мне честно, ты веришь хотя бы одному слову из того, что написал? Объясни мне, что тебя заставило это написать. Объясни мне это, Сигэо, и я вернусь домой в Фукуоку со спокойной душой. В данный момент я в полной растерянности.

Сигэо Мацуда подталкивал камешек на мостовой носком ботинка.

Потом вздохнул, взглянул на Огату-сан и поправил очки.

– Многое переменилось за последние годы, многое.

– Конечно, переменилось. Я и сам вижу. Это что, ответ, Сигэо?

– Огата-сан, позвольте мне объяснить. – Он замолчал и снова уставился себе под ноги, почесывая ухо. – Видите ли, вы должны понять. Многое теперь переменилось. И все еще продолжает меняться. Мы живем в другое время – не похожее на то, когда… когда вы пользовались влиянием.

– Но, Сигэо, как связано одно с другим? Перемены переменами, но зачем писать такую статью? Я хоть чем-то тебя оскорбил?

– Нет, ни разу. По крайней мере, меня лично.

– Да уж, наверное. Ты помнишь тот день, когда я представил тебя директору твоей школы? Не так давно это было, верно? Или это тоже было другое время?

– Огата-сан, – Сигэо Мацуда повысил голос, и во всем его облике появилась властность, – Огата-сан, мне бы очень хотелось увидеться с вами часиком раньше. Тогда, вероятно, я сумел бы вам все подробнее объяснить. Сейчас не до обсуждений. Но позвольте мне сказать вот что. Да, я верил и продолжаю верить всему, о чем написал в статье. В ваши времена детей в Японии учили страшным вещам. Им вдалбливали в головы самую вредоносную ложь. Хуже всего, что их учили не видеть, не задавать вопросов. И вот почему страна была ввергнута в губительнейшую за всю свою историю катастрофу.

– Мы могли проиграть войну, – перебил Огата-сан, – но к чему по-обезьяньи перенимать повадки врага. Мы проиграли войну, потому как не имели достаточного количества оружия и танков, а не потому, что наш народ был труслив, а наше общество оказалось шатким. Ты, Сигэо, и понятия не имеешь, как напряженно мы трудились – люди вроде меня и доктора Эндо, которого ты тоже оскорбил в своей статье. Мы были глубоко преданы нашей стране и посвятили все силы тому, чтобы надежно сберечь истинные ценности и передать их по наследству.

– Я не подвергаю это сомнению. Не подвергаю сомнению и вашу честность и затраченные вами усилия. Но так вышло, что ваша энергия была направлена в ложное русло, в пагубное русло. Вам не дано было об этом знать, но, боюсь, это так. Теперь все это позади, и мы должны быть только благодарны за это.

– Это просто из рук вон, Сигэо. Ты в самом деле этому веришь? Кто тебя этому научил?

– Огата-сан, будьте честны сами с собой. В глубине души вы должны знать, что я говорю правду. И, по справедливости, вас нельзя осуждать за непонимание последствий ваших действий. Лишь очень немногие могли тогда видеть, куда все идет, и их сажали в тюрьмы, если они прямо выражали свои мысли. Но теперь они на свободе – и поведут нас к новым горизонтам.

– К новым горизонтам? Что это за чушь?

– Что ж, мне пора идти. Сожалею, что мы не можем обсудить это подробней.

– Что такое, Сигэо? Как ты можешь говорить подобные вещи? Ты явно понятия не имеешь о том, сколь ревностно служили делу люди наподобие доктора Эндо. Ты был тогда мальчишкой, откуда тебе знать, что было да как. Откуда тебе знать, что мы отдали и чего добились.

– Собственно говоря, мне стали известны некоторые стороны вашей карьеры. К примеру, увольнение и заключение в тюрьму пяти учителей в Нисидзаке. Апрель тридцать восьмого, если не ошибаюсь. Но теперь эти люди на свободе, и они помогут нам достичь новых горизонтов. А сейчас прошу меня извинить. – Он подхватил портфель и поочередно с нами раскланялся. – Мой привет Дзиро, – добавил он и повернулся, чтобы уйти.

Огата-сан проводил Сигэо взглядом, пока тот не исчез за спуском. Он еще постоял на месте, не говоря ни слова, потом обратил ко мне смеющиеся глаза.

– Какая самоуверенность у этих молодых людей, – произнес он. – Думаю, я когда-то был точно таким же. Стойко держался за свои убеждения.

– Отец, – начала я. – Наверное, нам надо отправиться к миссис Фудзивара. Время обеденное.

– Да, Эцуко, конечно. Я очень неосмотрительно заставил тебя жариться на солнце. Да-да, пойдем навестим эту добрую женщину. Мне будет очень приятно с ней вновь увидеться.

Мы спустились с холма, потом перешли через деревянный мост над узкой речкой. Внизу, на берегу, играли дети, некоторые сидели с удочками.

– Какую чушь он городил, – проговорила я.

– Кто? Сигэо?

– Какую отвратительную чушь. Думаю, отец, вам не стоит обращать ни малейшего внимания.

Огата-сан рассмеялся, но ничего не ответил.

Как всегда в этот час, в торговой части этого района было многолюдно. Войдя в тенистый дворик закусочной, я обрадовалась тому, что за несколькими столиками сидели посетители. Миссис Фудзивара, завидев нас, поспешила навстречу.

– Это вы, Огата-сан? – воскликнула она, тотчас его узнав. – Как я рада вас видеть. Надо же, сколько воды утекло.

– Да, времени прошло немало. – Огата-сан ответил на поклон миссис Фудзивара. – Да, немало.

Меня удивила теплота, с какой они друг друга приветствовали: насколько мне было известно, Огата-сан и миссис Фудзивара никогда особенно близко знакомы не были. Они без конца раскланивались, а затем миссис Фудзивара поспешила за едой для нас.

Она вскоре вернулась с двумя дымившимися чашками, извиняясь за то, что не может предложить нам ничего лучшего. Огата-сан поклонился в знак благодарности и принялся за еду.

– Я думал, миссис Фудзивара, вы меня давно забыли, – заметил он с улыбкой. – В самом деле, столько воды утекло.

– Для меня эта встреча – такая радость, – сказала миссис Фудзивара, присаживаясь на край скамьи. – Эцуко говорит, вы живете теперь в Фукуоке. Я там не раз бывала. Замечательный город, правда?

– Да, конечно. Это моя родина.

– Вы родились в Фукуоке? Но вы прожили и работали здесь не один год. Мы в Нагасаки тоже имеем на вас какие-то права?