Там вдали, за рекой
Шрифт:
– Ишь выгнулась...
– Паренек в треухе сгреб свой чемодан и отошел в сторону.
– Кошка дикая!
Глаша особой походочкой, будто пританцовывая, прошлась перед пареньком и опять уселась рядом со Степаном. Степан улыбался и попыхивал самокруткой.
Была бы такой всегда - и никаких осложнений в жизни. А то напустит туману! То ли от нее бежать, то ли к ней. Он передал самокрутку Саньке и повернулся к пареньку:
– Как там у вас в деревне?
– Обыкновенно...
– ответил паренек, опасливо косясь
– Хлеб убирать некому.
– Я тебя не про хлеб спрашиваю, - поморщился Степан.
– Как насчет текущего момента? Разобрались, что к чему?
– Разбираемся помаленьку...
– не очень уверенно сказал паренек и присел на крыльцо.
– Молодежь как? Союзы есть?
– важничал Степан.
– Собирались парни... Да их мужички разогнали за то, что они попа на сцене представляли.
– Ну, а сам ты?
– допытывался Степан.
– Нам это ни к чему, - равнодушно сказал паренек.
– Баловство одно.
– Так...
– тяжело посмотрел на него Степан и отвернулся.
Паренек помолчал и спросил:
– Слышь, друг... Может, знаешь, где дяди Ивана жена? Я бы сходил...
Степан не ответил. Паренек с надеждой обернулся к Саньке, но тот со скучающим видом смотрел мимо. К Глаше обратиться паренек не решился, опять шумно вздохнул, пощелкал замками, не поднимая крышки, пошарил в чемодане, вытащил краюху хлеба, завернутое в чистую тряпочку сало, желтые огурцы. Разложил на крышке чемодана и принялся за еду.
Ел он не торопясь, отрезал ножом пластины сала, укладывал на хлеб, долго жевал, потом с хрустом откусывал огурец и опять принимался за сало. Санька тоскливо смотрел в сторону и сглатывал слюну. Степан сидел не оборачиваясь и насвистывал что-то сквозь зубы, все злей и громче. Глаша ушла в конец двора и села там на козлы для дров у кучи прогнивших опилок.
Когда паренек особенно громко захрустел огурцом, Степан встал:
– Тебе что здесь, трактир?
– А чего?
– поднял голову паренек.
– Ничего!
– Степан вынул руки из карманов.
– Собирай свою торбу и давай двигай отсюда!
– Это куда же?
– поморгал белесыми ресницами паренек.
– На все четыре!
Паренек набычил шею и буркнул:
– Не пойду.
– Не пойдешь?
– удивился Степан.
– Не пойду, - упрямо повторил паренек.
– Посмотрим!
– шагнул к нему Степан.
– Чего прицепился?
– Паренек чуть отступил.
– Идешь или нет?
– примеривался для удара Степан.
– Последний раз спрашиваю.
– Сказал - не пойду, и все разговоры!
– Ну, держись, деревня!..
Степан отпихнул ногой чемодан и двинулся на паренька. Из чемодана вывалились две сатиновые рубашки, серые колючие носки, вышитое петухами полотенце и гипсовая кошка-копилка с отбитым носом.
– Ну чего ты? Чего ты?..
– растерянно повторял паренек, собирал вещи, совал в чемодан и, прикрывая локтем голову, поглядывал снизу на Степана. Тот стоял и ждал, когда поднимется этот деревенский барахольщик, чтобы в честной драке показать ему, что почем у них в городе. Паренек повертел в руках треснувшую пополам копилку, кинул ее на землю и встал. Степан размахнулся, но паренек пригнул голову и боднул его в грудь. Степан не удержался на ногах, упал, тут же вскочил и кинулся на паренька.
Предупреждающе свистнул Санька - в воротах показалась тетя Катя, - но удержать Степана было уже невозможно, паренек пятился под его ударами, закрывал лицо руками и поматывал головой, как медведь.
– Степан!
– бежала к дерущимся тетя Катя.
– Перестань сейчас же! Кому говорят?
Она оттолкнула Степана и встала перед ним, закрывая собой паренька. Тяжело дыша, Степан отошел в сторону.
– Опять драку затеял?
– Тетя Катя обернулась к пареньку.
– Это кто?
– Племянник ваш, - зло сказал Степан.
– Из деревни.
– Федор, ты?
– ахнула тетя Катя.
Паренек кивнул, помаргивая заплывающим глазом.
– А мать где?
– недоумевала тетя Катя.
– Или с отцом ты приехал?
Губы у Федора задрожали, он прижал их ладонью, отвернулся, давясь слезами, и слышно было, как больно ему проглатывать застрявшие в горле комки.
– Да ты что, парень?
– Тетя Катя неумело прижала его голову к груди, беспомощно и сердито оглядываясь на Степана.
– Полно тебе... Что ты, как маленький?
– Померла мамка...
– чуть слышно сказал Федор.
– А батю еще раньше... На фронте...
Тетя Катя опустилась на крыльцо и сидела так, покачиваясь, обхватив голову руками, потом тяжело поднялась, нагнулась за чемоданом, обняла Федора за плечи и повела в дом. У самой двери оглянулась и сказала:
– Сходил бы кто за Иваном Емельяновичем...
Ни на кого не глядя, Степан пошел к воротам. Санька заторопился за ним, но Степан бросил ему через плечо: "Без тебя обойдутся!" - и Санька отстал. Глаша сидела на козлах у сарайчика и плакала. Степан хотел тронуть ее за плечо, поднял даже руку, но Глаша быстро обернулась и, в упор глядя на Степана своими серыми глазищами, сказала:
– Избил человека и доволен, да? Силы много, ума не надо?
– Да я...
– Степан даже задохнулся.
– Из-за вас с Санькой... Из-за тебя... А... Идите вы все!..
И, сунув руки глубоко в карманы залатанных штанов, загребая пыль босыми ногами, пошел через двор...
Мать он встретил за пустырем.
– Куда, Степа?
– спросила она устало.
– Надо!..
– отмахнулся Степан.
– На-ка, поешь.
– Она отсыпала в ладонь Степана горсть подсолнухов и вздохнула: - Вместо хлеба выдали... В город, что ли?