Там вдали, за рекой…
Шрифт:
Царь Колмак вышел из лаза первым. Солдаты – за ним. И он, и многие из солдат впервые ступали в верхний мир, но он прекрасно знал, что именно встретит здесь. Солдаты тройками растекались по сторонам и исчезали между домами. Великая битва
Вас больше, подумал Колмак. Вас всего-навсего больше…
– Я, наверное, останусь, – сказала Хелен Хью Григоровичу. – Кому-то надо остаться, и лучше, если это буду я. Мы еще не сталкивались ни с чем, подобным этому…
– Мне, собственно, тоже не обязательно улетать, – пожал плечами Григорович. – Доклад можно переслать по мэйлу. Тем более, как я понимаю, прежняя наша миссия уже неактуальна.
– Пожалуй, – согласилась Хелен Хью. За стеклом салона вертолета светились окна домов, прожектора на краю летного поля, высокие фонари на каких-то башнях. Город был иллюминирован, как для праздника. – Я никогда не чувствовала себя менее готовой к принятию решений…
– Придется создавать какие-то лагеря для них, какие-то обиталища. А потом? В сущности, это вторая разумная раса на Земле. Хоть и созданная искусственно. Разумная – и враждебная человечеству. Или я не прав?
– Не знаю, – сказала Хелен Хью. – По первому впечатлению мне показалось: надо их всех немедленно уничтожить. Вы никому не скажете о моем первом впечатлении, Максим?..
Погасли окна в одном доме. Потом в другом, в третьем…
– Ух ты… – прошептал охранник, стоящий у открытой двери. Он попятился и сел, обхватив живот.
– Пилот, взлет! – крикнул Григорович.
Оглушительный удар в борт. Молочно-белым от трещин стало вдруг стекло.
Охранник лег, перебрал ногами и вытянулся.
С натугой завыли турбины. Медленно-медленно начал раскручиваться винт.
Две серых тени беззвучно скользнули в салон. В черно-зеркальных очках одного Хелен Хью увидела свое отражение…
Ветке сделали укол, потом еще укол, и теперь она смотрела на мир как из аквариума, полного годной для дыхания воды. Ее перенесли в вертолет, и вертолет тоже был аквариумом, потому что весь был из стекла, и даже пол под ногами был стеклянный. Ее пытались положить, как Артема, но лежать она почему-то не могла. Все качнулось и поплыло назад, ей дали телефон, мама плакала, все обойдется, прости меня, Ветка не могла говорить, язык был восковой. Внизу плыли огни, город сиял. Потянулась гирлянда шоссе. Город оставался позади, Ветка смотрела на него и не могла оторваться. В горле встал ком. Огни города гасли, гасли, гасли – как угли костра, заливаемые ночным дождем.