Там вдали, за рекой…
Шрифт:
– Дети! – закричала она. – Это же дети!!! – и бросилась вперед, и повисла на руке с ракетницей, сгибая ее вниз, выкручивая… впилась зубами в восковое запястье… Свеча погасла, погасла вторая… нет, лицо Ветки мелькнуло туманным пятном…
Будто лошадь лягнула ее в живот – и все исчезло в огненной волне боли. Алиса попыталась за что-то уцепиться, но руки соскользнули…
– Убейте его! – крикнул Артем, падая вперед. Подземники шли вслепую. Алиса лежала под стеной, фонтан искр бил из ее тела, и она будто бы пыталась зажать его руками. Айболит сам был ослеплен: тряс головой, словно
Последние прожектора установили уже после захода солнца. В городе ввели патрулирование: полиция, офицеры дивизии, вооруженные горожане хмуро бродили по улицам. Всех, живших на окраинах, срочно переселили в центральные квартиры. Детей не было ни видно, ни слышно.
Артем то приходил в себя, то проваливался под твердый горячий лед. Плачущая Ветка… красная крепостная стена, с которой он валится, валится… Ветка поит его чем-то, еще укол… это не шприц, это огромный петух с железным хоботком, глаз рубинов и зол, крылья делают мах, и мах, и мах! – взлетает, вытягивается стрелой и пропадает в небе… здесь узкая труба, и надо ползти самому, да, смогу, конечно, смогу… холод и вонь.
Ах, как они шли за ним, как они верили ему…
– Да, конечно, – Юлин сделал шаг в сторону, как бы уступая командное место. И Пархоменко слегка позавидовал ему, и тут же – завидовать стало некогда…
– Тарас Андреевич! – взревело в наушниках. – Идут! Видим и слышим! Идут! Много!
– Далеко?
– Метров сто осталось… Так, стоят, говорят что-то… не пойму… нет, не пойму. А воняет-то как оттуда!
– Спокойно, Ахмед. Сейчас подойдут вертолеты.
– Что делать, если полезут? Стрелять?
– По обстановке. Я отвечаю за все.
– Тарас Андреевич!
– Ну?
– Они люди? Или не люди?
– Стойте… – Артем опять встал на ноги. Его держали под локти, за плечи. – Стойте. Туда нам нельзя… И оставаться нельзя. Ничего нельзя… – он засмеялся. – Ничего себе, попали. Ветка, ты им скажи, у меня мозги заклинило. Ведь перестреляют же всех…
– За что? – сказала Ветка. – Никого не тронут. Мы скажем, что это другие. Не те, которые… а другие. Так мы скажем.
– Думаешь, ты хитрая? – снова засмеялся Артем. – Они же и правда другие. Ты не знала? А, ты же их не слышишь… Эй, люди! – крикнул он и тут же сорвал голос. – Идем… наверх. Только кому мы там, в жопу, нужны?
Ветка почувствовала вдруг, что жидкий холод наполняет ее грудь. Не просто страх – что-то более основательное, долгое, пожизненное. Будто перед предательством, подумала она. Подземники стояли молча и смотрели из-под рук. Она прикрывала пламя свечи здоровой рукой, но и это было для них чересчур ярко. Как они будут под небом?..
Их действительно никто не ждет, поняла она с ужасом. Артем прав. Никто не будет знать, что с ними делать. Я их выведу, а там…
Но и оставаться они не могут. Их дом горит…
Вернуться вниз, подумала она. Помочь им, чем можно. Доктор жил с ними…
Нет. Я не смогу.
– Идемте, – сказала она с усилием.
Стало еще холоднее.
Вот
На верхних этажах чувствовалось чужое угрожающее присутствие. Колмак потянул носом воздух и рассмеялся. Два десятка молодых мужчин, не пожелавших быть воинами. Банда. Бежавшая от всяческой власти. Не хотелось оставлять их, но не хотелось и останавливаться. Он чувствовал их, забившихся в углы и тупики. Никто не устоит перед солдатами царя.
Никто.
Ветка выбралась первой – и задохнулась от воздуха и слез. Свеча погасла в ее руке, и горячий парафин полился на одеревеневшие пальцы. Черные листья шелестели вокруг, черная трава стояла до плеч, пахло дождем. Ветку тихонько толкали, обходя. Потом рядом оказался Артем, обхватил ее за плечи, почти повис.
– Вышли, – сказал он. – Вышли, да?
Подземники все прибывали. Сколько же их, подумала Ветка. Боль снова стала что-то значить. Сейчас мне помогут, подумала она, сейчас сделают что-то. И всем-всем помогут. Это же наши. Наши.
В следующий миг – тьма стала светом. Ярче солнца огненный круг вспыхнул перед лицом. Ветка закричала – и все вокруг тоже закричали. Треск, будто ломались связки сухих прутьев, был нестрашен, и удары над головой, от которых вниз сыпались листья, ветки, вершины деревцев – тоже были нестрашными. А страшен был крик. Ветка не вышла из ослепления, но как-то сбоку вдруг увидела на миг сверкающий стеклянно-стальной скелет доисторического чудовища – который рос, поворачивался боком, потом пастью… блики и языки пламени плясали на нем, огненный круг над хребтом вспыхивал и гас…
– Ветка, ложись! – издалека вторгся голос Артема. – Ложи-ись!!!
– Да что же это? – вслух изумилась Ветка. – Уберите же все!
Маленький подземник вдруг молча ткнулся ей в живот и замер, дрожа. Ветка обхватила его здоровой рукой, шагнула вперед, шагнула тяжело, волоча и себя, и его, маленького, но тяжелого – и вдруг повалилась на спину, так он ее толкнул… эй, ты что? – подземник дергался и мычал, а потом вдруг стал мягким, Ветка с трудом выбралась из-под него – рука утонула в горячем. Весь его бок был сплошная рана.
Ветка стояла на коленях.
– Что вы делаете? – кричала она.
В гуле и грохоте не было слышно людей. Сквозь лиловые пятна проступали лица. Вертолеты ходили по головам. Ветка поднялась. Расставила руки: сломанным крестом. Живые и убитые лежали у ее ног вперемешку.
– Не смейте стрелять! – кричала она. – Не смейте стрелять! Не смейте…
Артем поднялся перед нею. Так они и стояли, а навстречу им шипели прожектора и опасливо приближались одинаково истонченные светом люди…