Там, вдали, за…
Шрифт:
На днях я заехал в город N. по своим делам. Вполне приличное, скажу я вам, местечко! Банкиры, чиновники, «Мерседесы» по улицам рыщут… Ну, словом, все как у людей. И перед соседями ничуть не стыдно.
Однако городского мэра и бывшего товарища Перепехина в администрации я не застал. Давно уже, говорят, отошел он от хлопотных чиновничьих дел и занимается нынче исключительно благотворительностью. Но каждый год, в один и тот же день и час, приезжает Перепехин к родной мэрии, садится на лавочку у входа и долго
— А пошли бы вы все!.. — наконец, говорит Перепехин, ни к кому конкретно не обращаясь. Садится на трамвай — и едет к себе домой. И к мэрии больше не возвращается.
Итак, бывший мэр и товарищ уезжает, а жизнь в городе N. продолжает идти своим чередом. Цветут на улицах липы, рассыпается брызгами в городском парке фонтан, и гуляют по крышам домов сытые голуби.
Там, вдали, за…
Это уже позже выяснилось, что все началось с дежурного по станции Никодимова. А сначала думали, виноват путевых дел мастер Жук. Нашлись и свидетели, видевшие собственноглазно, как подлетел Жук на взмыленной дрезине к ремонтникам и крикнул громовым голосом:
— Деньги дают!
После чего бригада в полном составе побросала инструменты и отбыла на станцию Лопушки — получать свою законную трехмесячную зарплату.
На самом же деле, первым заорал дежурный Никодимов, углядевший из своей будки машину начальника станции Филимонова, с утра укатившего вместе с бухгалтером в районный банк. Судя по измученному виду «газика», Филимонов деньги привез, что и вызвало у Никодимова радостный крик. А трудовой коллектив станции Лопушки немедленно отреагировал на это огромной очередью.
Зарплату начали выдавать после обеда. А часа в три к Никодимову заглянул мастер Жук с бутылкой «Зубровки» в кармане.
— Должок тебе принес, Сеня, — сказал Жук, со вздохом выставляя «Зубровку» прямо на пульт с разноцветными лампочками. — Прямо сейчас и оприходуем. Да не боись ты, Сеня! Филимонов уже по магазинам поехал, сам видел, а поездов — все одно, до завтрашнего утра не будет.
— Да погоди ты пять минут, — отвечал Никодимов, сглатывая невольную слюну. — Сейчас вот «сотка» проскочит — и разольем.
— «Сотка»? Какая «сотка»? — Мастеру показалось, что он — ослышался.
— Да звонили по линии, как раз перед твоим приходом. Поезд такой, номер сто. Вне графика идет. Из Москвы, что ли… Пассажирский. Да ты не волнуйся, он быстренько проскочит. Десять вагонов всего.
Но мастеру было не до количества вагонов. Мастер вспомнил, как подлетел он сегодня на дрезине к ремонтникам и крикнул… Эх, черт его раздери! Крикнуть-то он крикнул, а вот в какую сторону балансир у проклятой «стрелки» повернут — не посмотрел. Ну, хорошо, если никто «стрелку» не переставлял и поезд № 100 прямехонько в город N пойдет. А если все-таки стрелку трогали?
А здесь как раз и подлетел московский поезд. Прогудел на ходу, прогромыхал всеми своими колесами — и унесся в ту сторону, откуда Жук на дрезине бригаду вывозил. Уже затихла «сотка» вдали, а Никодимов потянулся к «Зубровке» левой рукой, в то же время доставая правой стаканы из тумбочки, а мастер как прислонился к пульту, так и стоял, тупо глядя на лампочки.
— Ты чего это, Федя? За дисциплину переживаешь? — спросил Никодимов, откупоривая бутылку. — Да ведь сам же говорил, что Филимонов по магазинам поехал. Значит, сюда он до завтрашнего утра, точно, не заглянет. Давай?
И вот сошлись два стакана, глухо стукнулись — и разбежались в разные стороны. Смыла холодная «Зубровка» события сегодняшнего дня! А поезд № 100 — тот, что шел вне графика, уже проскочил окаянную «стрелку» и теперь громыхал далеко в стороне от станции Лопушки, постепенно отклоняясь влево от верного маршрута.
Впрочем, кто там из пассажиров поймет, правильно он едет или неправильно? На то ведь и машинист в голове поезда сидит, чтобы за дорогой присматривать! А машинист, как на грех, был новенький, ехал в город N. в первый раз.
Ничегошеньки машинист не заметил!
Странный поезд остановился в степи, в трехстах километрах юго-западней города N., утром пятого мая. Десять вагонов, в них тридцать семь журналистов и сорок шесть депутатов, остальной народ — проводники, секретари-референты и прочий обслуживающий персонал. Короче, человек двести наберется. Ехали они, помнится, в город N. на семинар, посвященный проблемам возврата кредитов Международному валютному фонду. Да не доехали — застряли посреди степи. Это когда поезду рельсов не хватило.
Поначалу все думали, так и надо — немного в степи постоять, поэтому до полудня никто из вагонов не вылез. Журналисты лениво разгадывали кроссворды и наговаривали на диктофоны свои дорожные впечатления для будущих статей, а депутаты — надиктовывали секретарям-референтам проекты очередных постановлений и поминали всуе Мишеля Камдессю, хотя тот о поезде ни сном, ни духом не ведал. И лишь когда подошло время обедать и неожиданно выяснилось, что вагон-ресторан закрыт и туда даже председателей депутатских комиссий не пускают, народ в вагонах заволновался и стал помаленьку выглядывать из купе.
Что? В степи? Заплутали? Серьезно? И вагон-ресторан закрыт? Ну, знаете ли, господа, это никуда не годится! Сгоряча группа депутатов кинулась бить начальника поезда вместе с машинистом, но тех и след простыл. Видать, поняли, в какую историю вляпались, вот и ударились в бега. А лавры Ивана Сусанина ни того, ни другого не устраивали.
Народ зароптал. Кто-то предлагал взять двери вагона-ресторана штурмом, а кто-то шнырял в толпе и собирал по два рубля на срочную телеграмму в Москву. Короче, страсти накалялись пропорционально нарастающему аппетиту. И не известно, до каких крайностей могли бы дойти пассажиры, вдруг оказавшиеся голодными в степи, да еще и без телефона, если бы не забрался на крышу вагона директор ресторана Прохоров.