Там, за рекою, — Аргентина
Шрифт:
Ибо pinho brasileiro, стройная красавица девственных лесов, любит высоту и солнце.
— За Сан-Педро дорога еще хуже. Каменистая. И большой подъем.
Полицейский прикладывает руку к козырьку, и станция под названием «Альто Уругуай» исчезает в сумраке за нами.
Мы боремся с самими собой. С утра почти за целый день мы проехали 200 километров, впереди еще 200. Глаза болят, но погоня за пароходом требует продолжать путь, пока позволяют покрасневшие глаза и тяжелые веки. Может
— Посмотри, сколько осталось бензина!
Стрелка бензомера уже опустилась ниже половины и быстро склоняется к четверти. Правда, под сиденьем осталась канистра с 20 литрами, которых вместе с остатком в бензобаке при других обстоятельствах хватило бы на расстояние в два раза большее. Но здесь все расчеты и предположения отбрасываются в сторону. Одна гора за другой. С утра мы не включали прямую передачу; роскошь третьей скорости мы позволили себе всего лишь раз пять, на несколько секунд. Все это время на первой или второй скорости, вверх, вниз…
— Жаль, что и здесь тоже воруют!
— О чем это ты?
— Можно было бы где-нибудь в лесу набрать двадцать литров бензина, а заплатить в Пуэрто-Игуасу.
— В следующий раз!
Это достижение уже отошло в прошлое. Аргентинский автоклуб, который так образцово заботится о своих членах, в свое время основал в лесу бензозаправочные станции и нанес их на карты. Деревянная хибарка, в ней несколько запаянных банок с бензином и маслом, а рядом с ними записка: «S'irvase pagar a la municipalidad de Posadas o Puerto Iguaz'u» — «Будьте любезны заплатить в муниципалитете в Посадасе или в Пуэрто-Игуасу».
Были довольны водители, для которых отпала необходимость таскать с собой по труднопроходимой местности большие запасы горючего, был доволен автоклуб. Но вот пришла война, бензин был лимитирован. Запасы исчезли и вернулись на свои места только после войны. Но тут пришла новая беда. Какие-то негодяи вскрывали запаянные банки, но не утруждали себя платой за взятый бензин. И тогда автоклуб перестал заботиться о своих членах, затерявшихся в глуши аргентинских субтропиков.
Вот уже больше двух часов свет фар прорубает во мраке первобытного леса узкий тоннель, понемногу продвигает его вперед, подобно тому, как каменщики продвигают вверх леса на строительстве небоскреба, а задний свет безвозвратно стирает его. Ночью камни кажутся крупнее, чем днем, лес велик, конца-краю ему не видать…
— За последние восемьдесят минут мы проехали тридцать километров. Двадцать два с половиной километра в час.
— Это означает еще семь часов езды, если дорога не улучшится. Когда отплывает «Крус де Мальта»?
— Это зависит от капитана. Нам необходимо хоть немножко поспать, иначе где-нибудь налетим на дерево и — конец.
Глаза то и дело слипаются. Всего на секунду, потом вздрагиваешь, и тебе кажется, будто спал четверть часа.
В зарослях справа от дороги замелькал блуждающий огонек лагерного костра. Разбойники? Контрабандисты? Кому же еще искать счастья в такой глуши?
Однако контрабандисты не носят формы.
— Buenas noches!
— Buenas! Куда так поздно?
Перед
— В Пуэрто-Игуасу. Не хотим задерживать «Крус де Мальту».
Дружеские улыбки.
— Вам же все равно нужно где-нибудь выспаться. Ведь это почти целый день езды. За ночь не доехать. Не хотите ли отдохнуть здесь? Правда, больших удобств тут нет, спим в палатках…
Костер манит. Сейчас десять часов, температура понизилась до пятнадцати, чувствуется холодок.
— У нас тут есть запасные одеяла, не замерзнете. Ночью в машине холодно…
«Татра» отъехала на несколько метров от дороги, и мотор ее затих. Достаем из машины спальные мешки и одеяла; люди, сидящие у костра, поднимаются и протягивают нам руки.
— Добро пожаловать, будьте как дома!
Куда-то вверх, под своды ветвей уносятся креольские песни. Лес слушает, храня достойное молчание. Лишь отблески огня перескакивают с лица на лицо и пропадают где-то в чаще.
Полицейский лагерь Тобунас среди девственного леса. И квадрат расстояния от Буэнос-Айреса.
— Мы их держим здесь, чтобы не было так скучно. Хотите взять с собой одного?
Два маленьких зверька с бурой шкуркой и быстрыми глазками схватываются друг с другом, катаются по мокрой траве и проказничают, как котята. Они похожи на маленьких енотов, но юрки и быстры, словно молния. Убегут друг за дружкой, а через мгновение снова видишь их у своих ног. Но только попробуй схвати их, как на руке сразу останется красный шрам. Зубы у них будто иголки.
— Мы их поймали в лесу неделю назад, когда подстрелили их мать. Это ирара. Ну что, не хотите?
— Так ведь через минуту они превратили бы нашу машину в захламленный сарай!
Солнце еще не взошло. Из лесу ползет ледяной туман. Сегодня мотору нужно время, чтобы прогреться. В коробке передач у нас густое масло, так как дневная температура держится около сорока градусов. Сейчас оно совсем загустело, превратившись в крутую кашу.
— Не отвезете ли вы наши письма в Пуэрто-Игуасу? Мы поедем туда лишь в конце недели, а так они будут в Буэнос-Айресе послезавтра. Завтра отправляется почтовый самолет…
— С большой радостью. За ночлег и вчерашние песни у костра.
Рукопожатия, последний взгляд назад, и молодые полицейские, начинающие свою службу в первобытном лесу, потерялись из виду.
Веера древовидных папоротников склоняются над дорогой. Каскады солнечного света низвергаются на их воздушные кроны, радужной палитрой сверкают в капельках росы и тонут в редеющих тенях поросли.
Дорога возвращает нас к действительности. Она еще хуже, чем вчера. Крутой спуск, внизу невидимый издали поворот, устланный щебнем. Газ, первая, вторая скорость. Не успеваешь и два раза выжать сцепление, а машина уже разгоняется и несется как сумасшедшая. Буквально стоишь на тормозной педали, незакрепленный — багаж обрушивается на спину, тормоза горят; крутой поворот, щебень скользит под колесами, машину заносит, и мы едва не задеваем задним крылом за каменную стену скалы.