Тамара Бендавид
Шрифт:
— Что же такое? — серьезно спросил Каржоль, несколько нахмурясь и внутренне настораживаясь, на всякий случай. При имени Ольги, сердце его невольно екнуло тревогой.
— А вот, прочтите.
И Тамара передала ему письмо Сашеньки, которое она нарочно достала из своей походной шкатулочки и спрятала в карман, чтобы показать его графу, еще в то время, как поджидала за шатровой завесой конца его разговора с инспектором.
Каржоль нарочно неторопливо развернул сложенный вчетверо листок и принялся читать его мелкие строки с нетерпеливо жадным любопытством, но стараясь
— Барышня, как видно, очень зла на вас, что вы не посвятили ее в свою тайну, — спокойно и равнодушно заметил он со снисходительной усмешкой, возвращая письмо. — Ну что ж, это еще не беда. Вы отвечали ей?
Тамара объяснила, что она первая написала к Сашеньке, и то потому лишь, что не находила иного способа узнать хоть что-либо о графе, но после этого не отвечала ей ничего.
— Ну, а она? Не писала больше?
— Ни полслова. Да и о чем же, после такого злого письма, переписываться! — Отношения, очевидно, порваны.
— Разумеется, — согласился граф. — Ну, а что касается Ольги, — продолжал он, — то признаться, я и сам не понимаю, с чего ей вдруг вздумалось впутывать во всю эту историю себя?! Разве из желания выставиться, что и я, мол, что- нибудь да значу, — «мы-де пахали»… Удивительна эксцентричная голова! — пожал он, в заключение, плечами и призадумался, чувствуя сам слабость своей аргументации в объяснении «необъяснимого» поведения Ольги.
— Я и сам, — снова заговорил он с усмешкой, после минутки раздумчивого молчания, — я и сам слышал, еще тогда же, эту нелепую сплетню, будто ее застали у меня, и мне думается, что она нарочно пущена евреями, не столько ради меня, разумеется, сколько для вас, чтобы смутить вас.
— А что ж, это возможно, — согласилась Тамара.
— То-то мне и кажется. И потому-то, помните ли, я и писал вам тогда в монастырь, что к делу приплетают одну из ваших подруг… Я не хотел называть по имени но, помнится, просил вас не верить ничему, что бы вы ни услышали.
— И я свято исполнила вашу просьбу, — подтвердила ему Тамара, — я ни на минуту не поверила, и если заговорила об этом теперь, то только потому, что хотела знать, с какой стати припуталась тут Ольга?
— Психопатка, что ж вы хотите! — развел граф руками. — Страсть выставиться, порисоваться, заставить говорить о себе во что бы то ни стало, — вот это что такое. О, вы еще не знаете, чтo это за женщина и чего она одному человеку стоила!.. Когда-нибудь, со временем, я расскажу вам… Это ужасная женщина!..
— Но ведь она вам нравилась? — лукаво улыбнулась Тамара.
— Н-да, нравилась entre autres, — небрежно согласился Каржоль. — Но и то лишь пока я не встретился с вами и не узнал, что вы за девушка. Впрочем, за это «нравление» я уж достаточно наказан…
При этих нескольких загадочных словах, Тамара с вопрошающим удивлением вскинулась на него глазами.
— Ну, да не стоит вспоминать! — махнул он рукой. — Когда-нибудь со временем узнаете, я расскажу вам.
— Да в чем же дело? — спросила она, решительно не понимая, чем могла так насолить ему Ольга.
— После, после… со временем, говорю, — с улыбкой поспешил он уклониться от ответа. — Я ничего от вас не скрою, все расскажу вам, но теперь не хочу отравлять ни вам ни себе счастливого дня нашей встречи. Это грустная история, — ну, ее!.. Вообще, прибавил он с притворно скромным видом, — на свои отношения к Ольге я никогда не смотрел серьезно, тем более, что не я за ней, а она за мной гонялась.
Последняя фраза опять неприятно резанула по нравственному чувству Тамары, которой показалось в ней что-то вроде не то фатовства, не то хвастовства какого-то и, во всяком случае, поползновение бросить сомнительную тень на ее старую подругу. — Зачем, ведь она девушка! — Нехорошо это!.. — ей теперь хотелось бы всегда видеть его серьезным, положительным, рыцарски честным и идеально нравственным, — словом, таким, каким должен бы быть ее будущий муж, а не общедоступным легким ловеласом, хотя бы это ловеласничество и относилось к его прошлому.
В это время по дорожке мимо них прошла начальница общины, и Тамаре не трудно было тотчас же подметить в ее лице сдержанно-строгое и недовольное выражение. Она поняла, что та недовольна именно ею за продолжительное отсутствие ее из палаты и еще более за этот продолжительный интимный разговор с каким-то посторонним мужчиной, на явный соблазн остальным сестрам. Проходя мимо, старушка покосилась в сторону Тамары, деликатно давая этим понять ей, что пора бы уж и кончить, неприлично-де для сестры так долго… Но Тамара тут же нашлась, как ей выйти из неловкого положения.
— Мaman! — окликнула она ее вслед по-французски.
Старушка, удивленно подняв брови, остановилась и повернулась к ней несколько натопорщись, с немым вопросом во взгляде.
— Permettez moi de vous presenter mon fiance, — подвела она его к ней за руку, — граф Каржоль де Нотрек, о котором, помните, я говорила вам и великои княгине еще в Петербурге, после крещения.
Начальница сложила губы в официально любезную улыбку и несколько церемонно ответила плавным склонением головы на глубоко почтительный поклон графа.
— Вы мне позволите, сударыня, — скромно и серьезно заговорил он, не покрывая головы приподнятою шляпой, — вы мне позволите время от времени посещать мою невесту?
Старушка несколько замялась.
— Изредка, пож-жалуй, — с некоторой неохотой согласилась она, — в свободное время, отчего же, раз что вы жених и невеста… Но вообще, я бы просила вас, сестра Тамара, не отрываться на продолжительное время от ваших обязанностей.
И церемонно поклонясь издали графу, она прошла назад, по направлению к своей палатке. Каржоль ей видимо не понравился почему-то, и он сам инстинктивно почувствовал это. Почувствовала также и Тамара, и это сердечно ее смутило и огорчило.