Тамара Бендавид
Шрифт:
Как и с первыми двумя «специалистами», вопрос дошел-таки до вещественных доказательств: писем, бумажника и карточки.
Ассинкрит Смарагдович благосклонно пересмотрел все это, полюбовался даже на соблазнительную карточку Ольги, заметив при этом: «Особа благовидная!» и на вопрос Каржоля, имеет ли все это цену в смысле доказательств, дал ответ совершенно убедительный.
— Еще бы-с! Помилуйте, как же не имеет? Непременно имеет! Надо всем воспользоваться, всем-с, дабы предстать во всеоружии. Я никогда никакой мелочишкой в этих делах не брезгаю-с. Как можно! Сам во Славнобубенской
— Стало быть, можно обойтись и без свидетелей? — спросил обрадованный граф.
— Без свидетелей? Э-э, не-ет! Без свидетелей невозможно- с! Свидетели тут первое дело. А вот, ежели в дополнение к свидетельским показаниям да выдвинем мы еще и эти доказательства, — ну, тогда бесподобно!
А без того, они ломаного шелега не стоят и ни в какое внимание не примутся, это уж поверьте.
Быстротечная радость графа сменилась досадой и озабоченностью, и он — просто уже, чтобы душу себе облегчить, с саркастической горечью начал изъяснять Малахитову то же, что и Смаргунеру, что это-де требование закона чистейший абсурд, не выдерживающий ни малейшей критики; какие же могут быть в таких делах свидетели, которые действительно видели бы все собственными глазами! Это или насмешка над здравым смыслом или одна комедия.
— Комедия! Совершенная комедия-с, вот как на театрах все равно представляют! — не преминул сейчас же согласиться с ним Малахитов. — И разве же кто-нибудь думает серьезно, что свидетели точно все видели? Никогда-с! Им ведь ни на волос не верят.
— Господи, что вы говорите? Ни на волос?! Так зачем же они? — горячился и возмущался Каржоль. — Ведь это же выходит сознательное допущение лжесвидетельства!
— Что же делать — закон-с! — полушепотом проговорил Малахитов, разводя руками. — И непременно сознательное, как же иначе!?
Возмущенный и точно бы подавленный негодованием, граф замолк и погрузился в досадливое раздумье, — как ни кинь, все клин ему выходит.
— Да вы, впрочем, на этот счет не беспокойтесь! — утешил его, махнув рукой, Малахитов. — Это все пустяки-с! Мы вам подыщем самых, что называется, достоверных лжесвидетелей, что хотите, покажут! Хе-хе-хе! Есть тут у меня такие дружки, под Лаврой живут, так и поселились, чтобы уж, знаете, поблизости было, не далеко ходить чтоб… Это я вам предоставлю сколько угодно!
— Признаюсь, я решительно не понимаю, — заговорил Каржоль, как бы в ответ на свою собственную, давящую его мысль, — как это отвергать доказательство прямое, неопровержимое и требовать заведомо ложного! Что за дичь такая!
— Это ничего-с, поверьте! — ублажал его Малахитов. — Только надо сообразоваться с законом. Закон требует, чтобы был лжесвидетель, — прекрасно-с! Исполним закон: лжесвидетель будет. Закон требует двух — бесподобно-с! Удовлетворим ему, представим и другого, это все в нашей власти. Сколько бы закон ни потребовал, столько и представим!
Ассинкрит Смарагдович говорил так благодушно спокойно и так уверенно, с неподдельным духом человека, умудренного громадным опытом и многолетней практикой, что у графа сложилось полное внутреннее убеждение в его пользу. Этот, мол, будет, пожалуй, понадежнее самого Красноперова! Не юрист, не краснобай, ученых степеней не имеет, к «сословию» не принадлежит, а дело, кажется, знает в корень, и даже насчет писем утешил, сказал, что пригодятся! Вот что значит опытность-то! Недаром пятнадцать лет в консисторских секретарях сидел! Может, и выгнали-то за взятки по этим самым делам, — ну, да что до того! Главное, — дока и, очевидно, «свой человек» у консисторских, все печки-лавочки знает, все хода-выходы, вот что важно! И какой предусмотрительный! «Закон», все «закон», даже и домик-вон «по-закону», из предосторожности, на женино имя перевел… Нет, прекрасный старичок, «бесподобный»! Только что-то заломит он за дело? Тоже, поди-ка, что-нибудь вроде десяти тысяч хватит? Вот и крутись тогда, как знаешь!
— Ну-с, а как же насчет вознаграждения за труды? — спросил Каржоль. — Только предупреждаю, — поспешил он прибавить, — я человек небогатый и много дать не могу. Душевно бы рад, но не из чего!
— Зачем много? Я многого не возьму, — успокоил его Малахитов. — Мы это по-божески, по-христиански, чтобы никому не обидно, ни вам, ни мне, — а что только самое дело стоит, то и положим.
— Ну, и как по-вашему? — осведомился граф. — Сколько оно может стоить?
— Да что ж, три тысченочки положите; и довольно-с.
Тот только крякнул на это, с досадливым жестом прищелкнув пальцами.
— Разве много-с? — благодушно удивился старец. — Это уж, кажется, по совести, чего нельзя дешевле. Ведь с вас другие, поди-ка, не то заламывали! У господина Смаргунера, к примеру, изволили быть?
— Н-нет, — слегка замялся Каржоль, — а что?
— Ну, как нет! — недоверчиво мотнул головой вверх Малахитов. — Уж наверное были! Без того невозможно-с.
— Да почему вы так уверены?
— Я-то? Хе, хе, хе, батюшка мой! Потому и уверен, что знаю. Не побывавши у Смаргунера и у других, сюда никто не заворачивает оглобли. Это уж такой порядок. Ну, а как нарвутся-с, тогда и к Ассинкриту Смарагдовичу! Тогда и он хорош! Ведь правда-с?
Каржоль должен был сознаться, что так, но ведь он почем же знал? Ему в консистории рекомендовали.
— Так, так, конечно-с! Ну, и у Васьки Красноперова были?
— Был и у Красноперова.
— Та-ак-с. Вот жох, так жох, скажу я вам! Ай-ай какая выжига, — и не дай ты, Господи! — качал головой и отмахивался руками Малахитов.
— мне, напротив, — заметил граф, — он показался очень милым, душевным человеком.
— Ну, еще бы! — иронически согласился старец. — Без мыла в любую душу влезет, — тем и берет! Все мои ученики-с, — похвалился он, — ей-Богу-с! И Смаргунер, и тот же Красноперов — все мои!. Нынче-то — ух, какие важные стали! На рысаках с резинами разъезжают, на нашего брата с благородным пренебрежением смотрят, а спервоначалу-то, как только-что пошли было по этим самым бракоразводным делам, так, верите ли, редкую неделю, бывало, не заглянет с поклоном. — «К вам-де, Ассинкрит Смарагдович, батюшка! Поделитесь своей опытностью, поучите нас, молокососов, как и что!