Тамбовский Робин Гуд
Шрифт:
– А что он тебе предлагает? Что за дело? И причем здесь хоккей? Причем я?
Ровный уверенный тон Игоря Протасова успокаивал, убаюкивал Наташу. Поначалу встреча с земляком в неловкий для нее момент была ей крайне неприятна. Но постепенно под воздействием бесстрастных слов, спокойного тона Игоря, выпитого спиртного, она размягчалась, боль, обида, горечь, таяли в ее душе, замирали. Наташа стала внимательнее прислушиваться, острее приглядываться к Протасову, думая, что надо соглашаться с предложением Алексея, рассказать Игорю, чем он может помочь ей.
Игорь на три года старше ее. Ему двадцать четыре года, но выглядел
Наташа вытащила из своей сумочки фотокарточку молодого парня и протянула Игорю.
– Полюбуйся. Правда, хорош?
Протасов взял, начал разглядывать открытое волевое лицо симпатичного человека. Взгляд у него ясен, энергичен, добродушен, ровный пробор густых русых волос, лоб высок, губы чуть тронуты улыбкой. Обаятельный парень глядел на него с фотокарточки. Портил его лицо немного только излишне курносый нос.
– Симпатичный парень, – пробормотал Игорь. – Что-то очень знакомое лицо. Кажется, это Сергей Малахов. Он играет в команде «Колорадо». Так?
– Верно, – подтвердила Наташа.
– Его надо ликвидировать?.. – удивленно спросил Игорь и резко возразил. – Нет, за это я не возьмусь. Я вычеркиваю из жизни негодяев, которые ломают жизни другим ради собственного кармана, ради собственного удовольствия. А у этого парня, возможно, есть грешки, но не столь серьезные, чтобы я брался за это дело. Только ради денег, какими бы они не были, я не работаю.
– Ты не понял. Наоборот. Надо, чтобы он полюбил меня… – усмехнулась горько Наташа.
– А при чем тут я?
– Без рюмки не объяснишь, стыдно. Давай чокнемся!
– Мы уже чокнулись, раз такое дело обсуждать взялись, – буркнул Игорь.
А хмельная Наташа засмеялась. Она уже не жалела, что осталась в ресторане с Протасовым. Он ее все-таки развеселил. Боль уходила, обида рассеивалась. За это Наташа была благодарна Игорю. Если бы не он, маялась бы она одна в квартире, рыдала, тоской исходила. В успех дела, которое предложил ей Алексей Бушуев, она по-прежнему мало верила. Поговорить, пошутить о нем, чтоб провести вечер можно, а серьезно затеваться, по ее мнению, не стоило, бессмысленно.
Они снова выпили, поковырялись в тарелках. Игорю не терпелось услышать, что за дело предлагает Бушуев, но он не торопил Наташу, ждал, пока она перекусит, соберется с силами.
– Ты готов слушать?
– Давай.
– Я тебе словами Алексея расскажу. Только без иронии… Он говорит, что этому парню, – Наташа ткнула пальцем в лежащую на столе фотографию, – двадцать пять лет, с девятнадцати он в США. Его здесь с детства учили на государственные деньги, на наши с тобой денежки. Это не мои слова, это Алексей так говорил… Вывезли его из Мухосрани в Москву в школу «Динамо», которая тоже на наши с тобой денежки содержится, выучили, на ноги поставили, бесплатную квартиру дали в Москве, и он всем ручкой помахал, укатил играть в США, в НХЛ, свой карман деньгами набивать. В первые три года положил туда девять миллионов долларов, потом еще за три – двенадцать, а теперь по новому контракту по пять миллионов в год класть будет. Через год у него в кармане зашуршит двадцать шесть миллионов долларов. Двадцать или двадцать шесть миллионов для человека разница не существенная. Это Алексей так утверждает. А ты как считаешь? – спросила Наташа. Она заметно захмелела.
– Не знаю. Я таких денег не имел.
– Мы его учили, кормили, а он за Родину даже поиграть не хочет, – пьяно вздохнула Наташа. Она словно убеждала себя, что Малахов плохой парень, и за это надо его немножко наказать. – Все чемпионаты мира, в которых он играл за сборную России, продули. Наши профи клюшкой за Родину шевельнуть не хотят. Олимпиаду американцам, теперешним кормильцам своим, без боя сдали. Так пусть хоть немножко поделятся своими миллионами… Это не я говорю, так Алеша говорит.
– Это ясно, только не ясно, какой резон Малахову с нами делиться?
– Резон есть. И большой… Сезон в НХЛ закончился, и через пять дней по сведениям Алеши он приезжает в Москву на две недели. Я должна позвонить ему, представиться журналисткой, корреспондентом журнала «Семейное счастье», попросить интервью, договориться о встрече где-нибудь в ресторанчике, поговорить с ним с диктофончиком о его жизни. Интервью в журнале опубликуют, но главная цель встречи не интервью, главная моя задача, – пьяно подняла вверх палец Наташа, – очаровать его, соблазнить, забеременеть и родить ребенка…
– Ты, действительно, чокнутая, – не выдержал, перебил, захохотал Игорь. Он все время сдерживал смех, слушая хмельные слова Наташи, которая говорила серьезным тоном.
Под воздействием хмеля, разговора, недавнее чувство унижения, оскорбления, горечи выветрилось из нее полностью.
– Во-первых, представляться журналисткой, брать интервью, не баловство, – отсмеявшись, серьезно заговорил Протасов. – Он, я думаю, с журналистами много дел имел, на второй секунде раскусит, что ты за журналистка, поймет, что к ним ты не имеешь никакого отношения. Во-вторых, если ты ни разу в жизни, ни одного хоккейного матча не видела даже по телевизору, не представляешь, зачем десять здоровенных бугаев гоняются за одной шайбой…
– Вот-вот, – перебила Наташа вялым языком. – Алеша говорит, что ты меня натаскаешь по хоккею… словечкам разным… А вообще я… от семейного журнала, и меня интересуют его личные дела… как он к тому, к сему относится. Вопросы мне дадут. А как он по шайбе бьет, мне по фигу. И вообще, вообще я Алеше говорю, почему ты считаешь, что у этого красавчика-миллионера и знаменитого человека нет любимой девушки? Почему он должен бросаться на первую попавшуюся смазливую авантюристку, представившуюся журналисткой? И вообще я убеждена, что за ним посмазливей, поумней, позавидней, чем я, очередь стоит. Выбирай – не хочу! Глупейшая затея!.. Но ладно, ладно об этом… Я рада, что ты появился в эту поганую минуту, утешил малость. Без тебя бы я либо надралась здесь и в какую-нибудь историю попала, либо рыдала бы теперь одна на диване в квартире. Давай лучше чокнемся рюмками, чем мозгами, – засмеялась Наташа, поднимая бокал.
Игорь хотел остановить ее, мол, достаточно ей на сегодня, но в ее бокале плескалось полглотка коньяка, и он промолчал, протянул навстречу бокалу свою рюмку. Потом взялся за нож с вилкой и заговорил:
– Ты хороша не только в гневе, когда весела еще прелестней… Нет, устоять он не сможет, если ты будешь такой же естественной, простой, искренней и будешь откровенно восхищаться им. Все любят, когда ими восхищаются, когда от них в восторге.
– Его-то, должно, давно тошнит от восторгов поклонников.