Тамбу-ламбу. Три звонка
Шрифт:
— Чудак, так я это понарошке буду говорить, чтобы он нашёлся.
— Тогда правильно! — сказал Серёжка.
И приятели направились к подъезду.
Стоп! В доме два подъезда: в какой же вошёл незнакомец?
— Если мы пойдём вот в этот, — сказал Серёжка, — то он выйдет из другого, и мы его прозеваем…
— Вот что: ты оставайся на улице, а я пойду искать, — сказал Никита.
— Нет, — сказал Серёжка, — я пойду искать. Ты в валенках, а я в лыжных башмаках. Я замёрз как
— Ну иди, — сказал Никита. — Только спрашивай как следует.
Серёжка ушёл, а Никита остался на улице, и книжечка осталась у него.
Подъезд № 1, квартира 2
«Буду заходить в каждую квартиру», — решил Серёжка. И позвонил в квартиру номер один. В квартире, наверно, никого не было, и ему не открыли. Зато в квартире номер два дверь открылась сразу. В дверях стояла женщина с маленьким ребёнком на руках.
— Извините, пожалуйста… — начал Серёжка.
Но женщина уже не слушала его.
— Пелагея Егоровна! — закричала она. — Пелагея Егоровна! К вам тимуровцы пришли!
— Какие тимуровцы? — удивился Серёжка.
В коридор вышла старушка.
— Голубчик ты мой! — Она так обрадовалась, увидев Серёжку, — Голубчик ты мой, а я жду, жду! Вторая неделя пошла, как у меня были тимуровцы-то! А я всё хвораю, не хожу никуда. Уж я попрошу, пока ты не разделся: принеси картошечки! — Она протянула Серёжке авоську, а сама ушла в комнату за деньгами.
Серёжка хотел ей объяснить, что он никакой не тимуровец и раздеваться он не будет, но старушка принесла деньги и попросила по пути за картошкой зайти ещё в молочную и булочную.
— Я, знаете, может, потом сбегаю, — сказал Серёжка. — Мне надо сначала одного человека найти. Он в ваш дом приехал, а в какую квартиру, неизвестно.
— Мне, голубчик, всё известно, — сказала старушка. — Я в этом доме испокон веков живу. Что мы, человека в доме не найдём? Куда он денется? Найдём, и думать нечего. Я, милый, комиссия содействия.
Серёжка даже не заметил, как у него в руках очутились, кроме авоськи, и деньги.
— Ты в булочную-то за угол иди, а то в нашей батоны всегда чёрствые. А картошка через дорогу — в зеленной.
Старушка отдавала распоряжения, а Серёжка только успевал запоминать, сколько чего да почём.
«Это здорово, что она комиссия! — подумал он. — Мы, может, и правда с ней скорее найдём этого «Тамбу-ламбу». Дом-то большой».
— Ну ладно, я быстро, — сказал Серёжка.
И побежал бегом по лестнице.
— Ты не спеши, голубчик, сегодня скользко! — кричала ему вслед старушка.
— Ну, нашёл? — обрадовался Никита, когда увидел Серёжку, который нёсся на всех парах.
— Ничего я не нашёл! Придётся срочно за картошкой бежать, — помахал авоськой Серёжка.
— За какой картошкой? — удивился Никита.
И Серёжка рассказал, что какие-то тимуровцы надули старушку в квартире номер два, а она больная, никуда не ходит.
— Погоди… ты же в разведку пошёл, искать «Тамбу-ламбу»!
— Ну?
— Ну что «ну»? А теперь за какой-то картошкой бежишь! Очень срочно ей картошка нужна, да? — спрашивал с досадой Никита.
Серёжка, переступая с ноги на ногу, пытался объяснить:
— Дело не в картошке. Она, понимаешь, все квартиры знает — она здесь с начала веков живёт.
— Ну и пусть живёт! — продолжал возмущаться Никита, — Мог бы и не ходить со мной совсем. Взялись за одно дело, так надо его делать, а не бросаться в разные стороны.
— Я быстро, — сказал Серёжка. — Отнесу — и ладно.
Никита промолчал.
«Скорей, скорей!»
Серёжка очень старался вернуться поскорее, но так не получалось: он купил картошку, потом сбегал в молочную за творогом, а в булочной, как нарочно, пришлось ждать — сломалась касса. Короче говоря, когда он вернулся с полной авоськой, Никиты у подъезда уже не было.
«Он, наверно, дождался своего «Тамбу-ламбу» и ушёл. Теперь разозлится и не отдаст футляр за краба». Серёжка расстроился.
Он позвонил в квартиру номер два. Старушка открыла дверь сама и стала его нахваливать:
— Спасибо тебе, голубчик! Теперь пойдём чайку попьём.
— Какой там чаёк! Я и так всё прозевал, — сказал Серёжка.
— Попьём чайку! — уговаривала старушка. — Потом этого твоего избирателя найдём.
— Да уж его нет, — сказал Серёжка. — Они уж давно с Никитой ушли.
— Ну и что ж, что ушли! У тебя, голубчик, ножки молодые, догонишь. Подумаешь, какое дело!
Серёжка только рукой махнул. Он слышал, как соседка говорила старушке:
— Что вы, Пелагея Егоровна! Вы видите — на нём лица нет, а вы «чайку, чайку»! Ведь они, мальчишки-то, тоже замотанные. Знаете, какая в школе нагрузка! А он небось и уроков ещё не учил.
— Конечно, конечно, — сказала старушка. — Может быть, тебе и правда, голубчик, некогда? — и перестала говорить про чай.
Серёжка отдал ей сдачу — тридцать копеек — и вышел из квартиры. Он спустился по лестнице и уже открыл дверь на улицу, как вдруг где-то наверху раздался голос Никиты.