Тамерлан. Потрясатель вселенной
Шрифт:
Так писал Клавихо, который стоял перед Тамерланом и видел при его самаркандском дворе принцесс царской крови почти со всего мира, послов из Египта и Китая. С ним, как с послом франков, обходились любезно, потому что «даже у самой маленькой рыбки есть свое место в море».
В галерее европейских монархов Тамерлан не получил места; на страницах истории есть лишь мимолетное упоминание об ужасе, который он вызвал. Однако для жителей Азии он до сих пор владыка из владык.
Пять столетий спустя нам стало понятно, что Тамерлан был последним из великих завоевателей. Наполеон и Бисмарк прочно заняли свои ниши; нам известны подробности
Дабы понять, на что замахнулся Тамерлан, надо приглядеться к его жизни. Для этого необходимо отложить в сторону историю Европы, закрыть глаза на современную цивилизацию с ее предубеждениями. И взглянуть на Тамерлана глазами тех, кто сопутствовал ему в походах.
Мы должны, подобно Клавихо, проникнуть сквозь завесу ужаса и отправиться мимо башен из человеческих черепов за Константинополь, за море, в Азию — по торговому пути Страны Солнца, дороге, ведущей в Самарканд.
Год от Рождества Христова — тысяча триста пятьдесят пятый.
Место — река.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЗА РЕКОЙ
«Это, — писал славный рыцарь Клавихо, — одна из четырех рек, вытекающих из Рая. И страна эта очень солнечная, многоцветная и красивая».
Над головой безоблачное небо — вдали синеют горные хребты с заснеженной вершиной, именуемой Величие Соломона. Волнистые предгорья изобилуют лугами, по ним струятся реки, все еще хранящие горный холод. В этих предгорьях паслись овечьи отары под присмотром пастухов на косматых лошадях. Крупный скот теснился ниже в буйной траве долин около деревень.
Река вьется среди массивов известняка. Замедляя течение, вливается в протяженную долину, темную от тутовых деревьев и густых виноградников. От нее к рисовым полям, бахчам и волнующемуся ячменю тянулись арыки — оросительные каналы, где скрипучие колеса медленно поднимали воду.
Называется река — Аму. Она с незапамятных времен служила границей между Ираном и Тураном — югом и севером. К югу от нее лежит Хорасан, Страна Солнца, где иранцы говорили по-персидски и возделывали землю. Все они, и знать, и бедняки Древней Азии, носили тюрбаны.
Севернее, за рекой, лежит Туран, из глубин которого вышли кочевники, племена всадников и скотоводов — люди в шлемах. Других границ, кроме реки, не существовало, земля к северу от реки называлась Мавераннахр — «За рекой».
Здесь путешественник переправлялся через реку, чтобы ехать в Самарканд. Пробирался сквозь лощины, густые дубравы и въезжал в узкое ущелье, где над головой вздымались на шестьсот футов хребтообразные стены песчаника, и эхо передразнивало его. В самом узком месте этой рыжей теснины, — ее называли Железными Воротами, — где с трудом могли разминуться два навьюченных верблюда, смуглолицые люди, опираясь на копья, взирали на путешественников.
Это были крупные люди с редкими усами, спускающимися к широким подбородкам; говорили они медленно, растягивая слова;
Первый караван-сарай за Железными Воротами находился на клочке плодородной земли с речушкой, среди холмов. Называлось это место Зеленый Город{1}. Его опоясывал заполненный водой ров, из гущи цветущих фиговых и абрикосовых деревьев вздымались белые купола гробниц и копьевидные минареты, служившие заодно сторожевыми башнями.
Тамерлан родился в Зеленом Городе и любил его. Он жил в глинобитном доме с обнесенным дувалом двором, в котором находился сад. Крыша дома была плоской, с парапетом, за которым мальчик мог улечься, чтобы его никто не видел, и в сумерках, когда овец и коров гнали с пастбищ, слушать протяжный призыв муэдзина на молитву.
На крышу поднимались и бородатые мужчины в ярких шелковых халатах, расстилали подстилки и вели разговоры о караванах, о происшествиях и неизменно о войне. Потому что тень войны нависала над долиной Зеленого Города.
«Эреин мор ниген буи», — часто слышал Тамерлан. — «У человека только один путь».
Особенно он над этим не задумывался — как и над торжественно читаемыми нараспев стихами Корана. Эти слова старших являлись законом, но мальчики любили смотреть на их оружие, размышлять о лезвии лежащего в ножнах талвара{2} или отчего оказалось сломанным древко копья.
Эти мальчики росли среди лошадей и устраивали скачки в лугах за самаркандской дорогой. Охотились с луками на куропаток и лисиц, свою добычу хранили в собственной крепости среди скал под нависающим утесом. Там они играли в осаду, собаки их тем временем дремали, а кони паслись. Тамерлан неизменно бывал вождем — у него было всего три-четыре товарища в этой военной игре.
Во время игр он был не на шутку решительным и никогда не смеялся. В своей труппе являлся первым наездником, хотя его лошади были не самыми лучшими. А когда подрос настолько, чтобы носить охотничью саблю, быстро научился мастерски владеть оружием.
Возможно, эта серьезность объяснялась его почти одинокой жизнью. Мать его умерла, когда он был еще маленьким, а отец, эмир племени барласов, большую часть времени проводил за беседой с людьми в зеленых тюрбанах, они совершили хадж и стали святыми. У сына были соколы, собаки и товарищи. Но в доме — всего двое слуг, а лошади не заполняли и половины конюшни. Отец не управлял племенем; он происходил из рода прославленных воинов, но был беден.
Мальчик часто уезжал верхом и сидел в своей крепости среди скал, глядя на самаркандскую дорогу. По ней проезжали кавалькады богатых персов, вооруженные слуги охраняли их закрывающих чадрой лицо жен — татарские женщины чадры не носили. Сухощавые арабские купцы сопровождали караваны с грузом парчи из Китая, сырого шелка и ковров из северных земель. В желтой пыли двигались также невольничьи караваны, нищие с посохом и миской и святые, ищущие учеников.
Иногда на дороге появлялся еврей с мулами или стройный индус, рассказывающий об афганских разбойниках. В часы сумерек они разбивали шатры среди своих животных и разводили костры для приготовления ужина, пахнущие кизяком и полынью. Опустясь на колени и сев на пятки за их кругом, Тамерлан слушал разговоры о ценах и мире Самарканда. Когда отец журил его за общение с караванщиками, он отвечал: