Тамерлан. Потрясатель вселенной
Шрифт:
С балконов, из-за узорчатых решеток, заслонявших от взглядов с улицы его жен, Ахмед наблюдал за толпами, проходящими по наплавному мосту. Тайком держал в конюшне на другом берегу Тигра восемь лошадей под охраной надежных стражников. Вскоре объявил, что никто не будет допускаться в его присутствие. Ни один раб не входил к нему в покои, и Ахмед проводил часы у бойниц, не доверяя своим наблюдателям.
Страх овладел им до такой степени, что в конце концов он приказал приносить ему всю еду на одном подносе и оставлять у двери сераля. Слуга ставил поднос, уходил, потом Ахмед открывал дверь и брал его.
Ночами он проверял
Прошел год, и Ахмед начал чувствовать себя в безопасности, но вдруг покой его одиночества нарушил грохот большого барабана.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ЗАЩИЩЕННЫЙ
Вот уже десять лет дыхание войны не тревожило Самарканд. И за это время во исполнение воли Тимура свершено было многое.
Самарканд достался Тимуру глинобитным, и Тимур сделал его Римом Азии. Украшал всем, что приходилось ему по вкусу в других землях; заселил город пленниками, разместил в нем ученых и философов из покоренных городов. Каждая его победа ознаменовывалась постройкой нового общественного здания. Ученые были обеспечены медресе и библиотеками, ремесленники гильдиями в своих кварталах. Появились даже зверинец с диковинными животными и птицами и астрономическая обсерватория.
Этот город стал воплощенной мечтой Тимура. В походах эмир никогда не забывал высматривать материалы и произведения искусства, способные его украсить. Белый мрамор Тебриза, глазурованные изразцы Герата, серебряная филигрань Багдада, чистый нефрит Хотана — все это было теперь в Самарканде. Никто не знал, что появится еще, потому что новый Самарканд Тимур планировал самолично. Любил его, как старик юную любовницу. На сей раз он отправился грабить Индию, дабы обогатить свою столицу. На результаты, которых эмир достиг за десять лет, стоит взглянуть.
Ранней весной тысяча триста девяносто девятого года Тимур находился в Индии и поддерживал с городом курьерскую связь, гонцы ездили через Хайберский перевал и Кабул. Подъезжая к Самарканду по южной дороге, со стороны Зеленого Города, они миновали равнину, где рощи были заполнены мазанками и палатками, становищами с наплывом новоселов, пленников, любителей поживы, искателей счастья, привлеченных этой новой Утопией, со смешением языков и вер. Там были собраны христиане, евреи, несториане — арабы, маликиты, сунниты и шииты. У одних во взгляде сквозила решительность, у других от волнения и неопределенности голова шла кругом, будто от вина.
Там тянулись ряды барышников и торговцев верблюдами, в раздуваемой ветром соломенной сечке сидели вооруженные охранники. У дороги возле колодца стояло маленькое каменное строение — некрашенная несторианская
Дорога превращается в аллею, по обе ее стороны часовыми высятся тополя. Но слева ручьи, мостики и густой сад, в котором можно заблудиться — окрестности дворца, названного «Услада сердца», где все еще трудятся резчики по камню. Среди чинаров и цветущих плодовых деревьев на пятьсот шагов тянется стена, представляющая собой одну из сторон квадрата, в каждой из четырех стен ворота в виде стрельчатой арки с поднявшими головы каменными львами по бокам.
За стеной работают персидские садовники, рабы убирают строительный мусор. Вдали высится мраморная колоннада центрального дворца. Он трехэтажный, в его проектировании состязались знаменитые зодчие.
В вестибюле все еще трудятся искусные художники, Каждому отведена часть стены, бородатый, презирающий яркость китаец водит кистью рядом с придворным живописцем из Шираза, у которого краски кричащие. Чуть дальше стоит индус, кистью он не владеет, но может накладывать на стены золотую и серебряную парчу. Потолок усеян цветами, но они мозаичные. Стены блещут — это белый отчищенный фарфор.
В северной части города сад, очень похожий на этот, был окончательно приведен в порядок перед походом Тимура в Индию. Вот что говорят о нем авторы хроник, которые ежедневно записывали деяния своего повелителя:
«Наш эмир воздвигнул там летний дворец и провел в нем одну ночь. Строил он его для веселий и празднеств по радостным дням. Образец выбрал из чертежей зодчих. Четверо вельмож наблюдали за строительством павильонов по углам. Эмир Тимур так поглощен был этим строительством, что задержался с походом на полтора месяца, дабы убедиться, что оно будет завершено без промедления. В каждый угол оснований заложена глыба тебризского мрамора.
Стены расписали исфаганские и багдадские художники с таким старанием, что китайские росписи в Тимуровом хранилище редкостей не столь изящны. Двор вымощен мрамором, нижняя часть стен как изнутри, так и снаружи выложена фарфором. Называется все это Северным садом».
В кольце этих дворцов с садами стоит сам город, стены его составляют пять миль в окружности. У одних из его ворот — Бирюзовых — гонцу уступает дорогу кавалькада священнослужителей на мулах. Это всадник в доспехах, шерсть его лошади потемнела от пота и покрыта клочьями пены. С лица всадника, сплошь покрытого запекшейся пылью, глядят налитые кровью глаза, рука его машинально нахлестывает лошадь. Это гонец из Индии.
Торчавшие у ворот бездельники спешат за ним, пролагающим дорогу через толпу, по армянскому кварталу, где стоят желтолицые люди в темных мехах, по улице седельников, пропахшей маслом и шкурами, ко дворцу одного из управителей, где сидят секретари, готовые приняться за переписывание депеш. Замерев, толпа надеется услышать новости — слухи всегда просачиваются за стены. Депеши, судя по всему, срочные.