Таможня дает добро
Шрифт:
Вскоре уже урчали моторы трех «КамАЗов». Машины выстроились одна за другой в короткую колонну. Бывший полковник уже смотрел на них хозяйским глазом, как на свою собственность.
— Знаешь, Иванов, что они мне напоминают?
— Ну?
— Колонну с гуманитарным грузом. Тут в начале перестройки много таких проезжало, все с запада на восток гнали. И как в бездонное болото все проваливалось.
— Наверное, неплохо тогда поживились?
— Да нет, — огорченно махнул рукой Саванюк, — поживились другие. Я тогда дураком был, все думал, Советский Союз скоро восстановится и мои погоны снова пригодятся. А теперь посмотри, что осталось
Сумерки уже сгустились настолько, что не было видно горизонта, а ветви деревьев сливались с темным ночным небом. Саванюк насвистывал себе под нос незамысловатую мелодию, Иванов упрямо молчал и нервно курил одну сигарету за другой, сбрасывая пепел под ноги. Он вновь сидел на неудобном капоте между водителем и бывшим полковником. Снизу нещадно пекло, двигатель работал на больших оборотах, хотя машины медленно ползли по военной дороге на низких передачах.
— Что-то ты, Иванов, грустный какой-то стал? — Саванюк вновь хлопнул его по плечу, отчего длинный столбик серого пепла упал прямо на колено бизнесмена.
Он нервно стряхнул; его и увидел неприятный профиль бывшего полковника, словно вырезанный из желтоватого картона и наклеенный на черный бархат.
— Не грустный я, а сосредоточенный.
— Впервой, что ли, тебе границу нелегально пересекать?
— Впервой, — признался Иванов, повторив дурацкое слово.
— А я иногда дважды за ночь туда мотаюсь, и ничего, жив, еще ни разу не попался. Главное — знать слова волшебные и денег не жалеть. Вот ты не пожалел, тебя проведут, а если бы зажался, то ехал бы сам, и наверняка тебя остановили бы где-нибудь посреди леса. Да что посреди леса, ты бы даже в погранзону не въехал, тебя бы в вагончике не я ждал, а ребята с автоматами. Ты бы документы показал, они бы померили, где колеса задней машины, и выяснилось бы, что стоят твои фуры уже в погранзоне, а значит, товары и машины конфисковали бы без суда и следствия. Продали бы по дешевке, потом бы правду в судах искал, хрен нашел бы. Здесь, в Беларуси, это очень модно: то журналистов российских на границе повяжут, в тюрьму посадят, словно они шпионы какие, то честных коммерсантов хватать начинают. А то и просто тех, кто по дороге путешествует. Нашли у человека в машине килограмм сала, значит, продовольствие вывозишь. Машина и сало — в доход государства. Блок сигарет везешь, тоже заберут вместе с машиной, канистра с бензином в багажнике стоит — значит, стратегическое сырье вывозишь. И снова гол как сокол. Штраф выпишут, и без денег, без машины иди пешком в свою Россию.
— И что, здесь всегда так?
— Смотря с кем связываешься, — ехидно засмеялся Саванюк.
У Иванова сложилось такое впечатление, что Саванюк заговаривает ему зубы, чтобы притупить страх. Иванов и в самом деле боялся.
— Я, как добрый человек, только хороших людей через границу перевожу. Посмотрю на человека, гляну ему в глаза, и все мне становится ясно. Я его душу насквозь вижу, как рентгеновским аппаратом просветил, — и тут же невпопад добавил: — Оружие с собой не везете?
— Нет, что вы!
— Это правильно. Я тоже ничего не везу, — Саванюк похлопал себя по бокам. — Одна статья, если за банальную контрабанду прихватят,
Головная машина притормозила и медленно перебралась через мост. И тут вдруг прямо посреди дороги возникло препятствие. Сперва шофер, а за ним и Иванов увидели положенное поперек проезжей части бревно, а возле него двоих людей в камуфляже с автоматами. Чуть дальше стоял военный «УАЗик», крытый брезентом, с чуть тлеющими габаритами.
— Что такое? Что? — забеспокоился Виктор Иванов, испуганно поглядывая то на таможенников с автоматами, то на сохраняющего спокойствие Саванюка.
Бизнесмен втянул голову в плечи, и, глядя на него, несложно было догадаться: ему хочется сделаться невидимым, неосязаемым, неслышным, раствориться и исчезнуть. И черт с ним, с товаром, с нанятыми машинами, лишь бы избежать неприятностей.
— Вы же обещали со всеми договориться!
— Не умирай раньше расстрела, — не очень убедительно посоветовал бывший полковник.
Таможенники не спеша, вразвалочку, поигрывая автоматами, двигались к машинам. Один из них светил прямо в лобовые стекла мощным, слепящим фонариком и лениво махал рукой, дескать, выходите все из машин. На лицах таможенников не было видно испуга, лишь уверенность в том, что все их приказания будут выполнены и никто не окажет сопротивления.
– Ты же говорил, что все утряс, что полный порядок, — шипел Иванов, выбираясь из машины.
— Хрен его знает, что случилось! — пожал плечами полковник.
— Вы их знаете?
– Не могу понять, кто это фонарем слепит. Но думаю, утрясу. Во всяком деле бывают накладки.
— Идите, идите, — подталкивал в спину Саванюка Иванов, полностью передавая ему ответственность за переговоры с таможенниками. — Добрый вечер, ребята, — прикрываясь ладонью от слепящего луча фонаря, проговорил Саванюк и не спеша засунул руку в карман — вытащить сигареты.
— Руки! — холодным голосом произнес таможенник. Ствол автомата поднялся.
– Мы же свои, вы меня не признаете?
— На службе у меня знакомых нет. Куда едете? Ваши документы! — сказал сержант Овсейчик, внутренне забавляясь тем, каким тоном он позволяет себе разговаривать с Саванюком, перед которым обычно разве что в струнку не вытягивался.
— Документы? — рассмеялся Саванюк. — Вроде что-то у меня завалялось.
— Вы в погранзоне.
— Знаю, я местный.
— А машины, — луч фонаря скользнул на номерные знаки, — российские? Кто хозяин груза?
Что везете?
— Я с вами договорюсь, ребята, — ласково произнес Саванюк.
— Отойди в сторону и молчи, — сержант Овсейчик пальцем поманил к себе Иванова. — - Ты здесь, что ли, главный?
– Я — запинаясь, отвечал бизнесмен,
но тем не менее повиновался приказу, на дрожащих ногах подошел к таможеннику и полез во внутренний карман.
— Руки! — крикнул второй таможенник, и сам запустил руку во внутренний карман куртки. Извлек портмоне и документы. — На въезд в погранзону разрешение есть?