Тамплеры Пролетариата
Шрифт:
Ничего подобного. По-прежнему в недрах заводов и фабрик копошатся сотни тысяч живых организмов, преображающих грубую материю в осмысленную форму. Как и раньше, в кишках земли бьются сквозь толщи косной инерциальной субстанции идеалисты с отбойными молотками, насилующие пассивный мертвенный комфорт каменистых пород. Черная кровь подземных вен бьет в лицо хирургам нефтяных скважин. Катают жгучую сталь квадратноплечие гиганты с кирпичными лицами.
Рабочий, Труженик, на самом деле, никуда не пропал. Он просто снова ушел в подполье. Преданный советским вырожденческим социализмом, задавленный удушающей петлей коварного капитала, чья доминация стала сегодня не только формальной и внешней, но абсолютной и внутренней, он угрюмо взирает на омерзительную реальность, жадно выстраиваемую вокруг проходимцами
Чистенький мир "новых хозяев" загоняет Титана в эмбриональное состояние, кидая ему огрызки. "Вот тебе пол-литра «Кремлевской», гегемон!"
Но неужели все мистические чаяния, связанные с освобождением Труда, позорно рухнули, разъеденные жирным червем советского эксперимента? Неужели потрясающие основы бытия подозрения о совпадении в Рабочем субъекта и объекта оказались лишь глупыми морализаторскими метафорами, прикрывавшими собой прозаическую волю к власти очередной банды жадных и властолюбивых чиновников?
Не может быть. Жалкий провал Совдепа и его поганых вождей, лишь пауза, синкопа в страшном пробуждении Титана. Рабочий класс еще не исполнил своей исторической миссии. Он еще не сказал своего последнего слова. Он еще не совершил своей Революции.
Сегодня эпоха паразитов. Старых, новых, своих и чужых. Людей, использующих и присваивающих то, что они не создали. Центристы продают радикалов, директора предприятий — своих подчиненных, властители государства — богатства великой страны, работники СМИ — совесть. В свалке — визг и пыхтение, выстрелы из-за угла и леденящая ложь.
С глубокого дна бытия угрюмо взирает на эту возню нынешний русский Рабочий. Угловатый и конкретный, хваткий, как механизм, и медлительный, как думающий. Он не верит и никогда не поверит социальной демагогии «розовых». Опять эти? Нет, достаточно. С «капиталистами» тоже счет будет короток. Лишь плотная, страстно-тоскливая сила нарождающегося национализма может затронуть этих основательных и небыстрых людей. Но когда заходит разговор о "царствующем доме", "восстановлении дворянских привилегий", хоругвях, казаках или "национальном предпринимательстве" и патриоты наталкиваются на угрюмое безразличие: «Ряженые». Каждое утро, рано, с восходом солнца (никто кроме этих людей уже давно не помнит о солнце) выползают они из клеток-квартир от толстых и глупых жен и сопливых «корытников», двигаясь мерным током в бетонные утробы Производства. Чтобы — с трудом и без вдохновения — упрямо, ритмично, безостановочно вести космическую битву с материей, такой неподатливой, сырой, шершавой, такой ядовитой. Мрачные рабочие знают — злой демон вещества захватил в плен тонкую и хрупкую Жизнь, Солнечную Деву. Это форма, похищенная грубым узурпатором материи. Спасти ее можно только подвигом, упорной страшной беспощадной войной против донного льда реальности.
Уже много веков и тысячелетий ведут Титаны борьбу против энтропии Вселенной. Рабочий класс. Рабочее братство. Рабочий Орден.
Проглотившие когда-то Диониса, по истечении долгих тысячелетий они сами пропитались его плотью. Поэтому они так любят священное опьянение воскресающего Иакха.
Где-то над ними, не ведая о подземной драме, наивные или бесчестные «аристократы», интеллигенты, торговцы цинично пользуются плодами кровавой битвы. Они не сталкиваются с Материей, освобожденные от нее добровольной жертвой Тамплиеров Пролетариата. Они пожирают и десакрализируют трофеи, добытые подземными витязями в страшной сечи с тьмой нижнего предела.
Но не долго продлится оцепенение. Рабочие собираются с умом и с духом. Мрази, беснующейся в современной русской политике, никто не гарантирует долговечности. Конечно, взгляды пролетария прикованы к Земле, его вечной сопернице, вечному врагу.
Но рано или поздно он посмотрит вверх и… нанесет свой последний удар. Ломом по мертвенно-матовой глазнице компьютера, по сверкающей витрине банка, по перекошенному лицу надзирателя.
Пролетарий проснется. Восстанет. Убьет. Его не сдержать ни полицией, ни подделками социалистических партий.
Его дело в истории не закончено. Демиург еще дышит. Мировая Душа еще плачет. Ее слезы рождают в черном сознании Созидателя гулкий рев. Это призыв. Это фабричный гудок. Это звучание Ангельских Труб.
Они — кузнецы Тартара — снова зиждят свою пролетарскую Революцию. Настоящую Революцию. Последнюю Революцию.
Cтатья написана в 1994 г., впервые опубликована в 1994 г. в газете «Лимонка»
ЦАРСКИЙ КРЕСТЬЯНСКИЙ ТРУД
Крестьянин — важнейшая фигура всей индоевропейской традиции. Культивация зерновых и особенно хлеба рассматривалась нашими предками как сакральное занятие, как особая космическая литургия. И не случайно именно хлеб стал земным веществом, избранным Спасителем для пресуществления в Его Святую Плоть. Также не случайно, сам Бог в евангельских текстах уподобляется сеятелю, т. е. крестьянину, священной фигуре человечества. Крестьянский труд был издавна назван «благородным». В священной цивилизации еще не существовало обособленной трудовой этики, и понятие «благородный» употреблялось отнюдь не в метафорическом смысле. Дело в том, что во время сакральных праздников у индоевропейцев сам Царь совершал ритуальную запашку земли. И в символическом смысле труд крестьянина можно было поэтому назвать "царским" в полном смысле этого слова.
Крестьянин дополнял своей литургической деятельностью полноту трехчленной иерархии древнеарийского общества. В нем жрецы боролись с тьмой духовной, с невежеством и неведеньем; воины и цари — с тьмой душевной, воплощенной физически во врагах и противниках; а крестьяне — с тьмой материальной, с силами земли, почвы. Эта тройственная тьма, с которой сражались древние арии, часто символизировалась Змеем. Змей был тройственным символом невежества (для жрецов), враждебности (для воинов) и дикой земли (для крестьян). Именно на этом основании пахота понималась как символическая битва со Змеем, а также как священный брак Неба, представителем которого был сам крестьянин и его плуг, с Землей. Отсюда древнейший эквивалент слова «пахать» — «орать», образованный от корня, означающего также «свет», "сияние" и т. д. По мере деградации традиционного общества, когда жреческое сословие постепенно утрачивало смысл вверенных ему учений и ритуалов, когда воины погрязали в страстях и прелести, только крестьяне-змееборцы сберегли в чистоте легенды и мифы, восходящие к той эпохе, когда индоевропейское общество переживало свой духовный расцвет. Поэтому и в России именно крестьянство сохранило верования и обычаи, предания и обряды старины, полные высшего смысла для того, кто понимает законы священного арийского космоса.
Традиционное бытие крестьянина проходило не просто в самом центре природы, но в центре особой просветленной природы, пронизанной лучами Логоса. Деревенский житель никогда не был «примитивным» (или не очень добрым) «Дикарем», каким его воспринимала заносчивая барская культура последних веков царской Руси. То, что казалось, на первый взгляд, его архаичностью и невежеством, на самом деле было признаком глубокой укорененности в священных архетипах, проявлением высшего сверхразумного знания, которое некогда в золотом веке было осью коллективного бытия полноценной сакральной цивилизации. За нерациональностью крестьян скрывалась мудрость, за их ленью — созерцательность, за нерасторопностью в мирских делах — нестяжательная аскеза. Крестьянин жил не в мире скепсиса и критического остроумия, но в мире древних символов и знаков, в живом насыщенном пространстве, где Небо и Земля, Солнце и Луна, День и Ночь, Лето и Зима выступали как живые реальности напряженной космической драмы. Крестьянский быт был полон примет и поверий, особого священного ритма, и это придавало существованию высший литургический смысл.