Танцоры Аруна (Хроники Торнора)
Шрифт:
— Да, это так. — Сефер ковырял циновку пальцем ноги. — Она очень пожилая. Старость-болезнь, неподвластная даже лучшим целителям.
— Керрис, — окликнула сверху Лара. — Поднимись, пожалуйста, Мерита хочет познакомиться с тобой.
С какой стати? Ответа он не нашел, а спросить стеснялся.
— Я сказала Мерите, что ты тоже писарь. — Лара будто прочла его мысли.
Керрис поднялся по лестнице и последовал за хозяйкой. Комната, в которой он оказался, была так мала, что тюфяк занимал едва ли не
— Подойди, — пригласила она.
На него смотрели выцветшие, почти прозрачные глаза. Руки тряслись, комкая край одеяла. На левом мизинце был очень длинный ноготь. От Жозена он знал об этой традиции, принятой в Кендре-на-Дельте. Ногтем соскребали восковые печати с посланий.
Перед постелью Керрис стал на колени.
— Кто ты? — Мерита посмотрела на пустой рукав и опять в глаза.
— Это же Керрис, дорогая, сын Элис. Ты хотела его видеть.
Веки Мериты опустились. Она облизывала губы.
— Да, да. — Пухлая рука поднялась и протянулась. — Там, в шкафу, есть кое-что для тебя, мальчик.
Мальчик, удивился Керрис, но вспомнил, что Мерита не совсем в здравом уме, обернулся к противоположной стене и поднялся. Дверцы невысокого шкафа были заперты бронзовой задвижкой в виде пера. Наверху стояли кувшин и кружка. Он вытащил бронзовое перо и распахнул створки.
— Поищи на верхней полке, — велела Мерита.
В шкафу пахло чернилами. В беспорядке валялось тряпье, моточки бечевы, лопнувшая тарелка…
— Возьми сверток.
Это был скорее не сверток, а пакет, обернутый в полотно, сравнительно легкий. Определить содержимое наощупь не удалось.
— Забирай его! Бери! — Мерита вдруг перешла на крик. Пыталась встать со своего ложа.
— Спускайся вниз, — распорядилась Лара, пытаясь утихомирить больную.
Керрис уходил, а страдания бедной Мериты следовали за ним, отдаваясь в сознании.
«Почему я втиснута в это бездвижное тело, такое немощное и дряблое. Я молода, я полна сил… Ларита… Помоги мне, Ларита. Я не хочу умирать…»
На середине лестницы ноги у Керриса затряслись. Он ухватился за перила, чтобы не упасть. Прежде ему не случалось видеть смерть так близко. Стенания Мериты сотрясали мозг.
— Пойдем, — позвал Сефер снизу. — Дело сделано.
Керрис не мог говорить и был благодарен своему спутнику за его тактичное молчание. Он вспомнил о подарке и поудобнее перехватил полотняный пакет.
— Что это у тебя? — спросил Сефер.
— Не знаю, открой, пожалуйста.
Под тонкой золотистой, как волосы Кела, тканью оказалась стопка бумаги, белой и гладкой. Листы были помечены елочкой-знак того, что делали бумагу в Кендре-на-Дельте.
По
— Сегодня вечером они на нагрянут? — спросил юноша.
— Нет, — успокоил Сефер. — Явятся завтра, и мы будем их обучать.
Парень схватился за кинжал.
— Учить, а не воевать, Перин.
— Я слышал о другом.
— Я тоже. Только этому не бывать.
— Значит, пленный шири жив?
— Мы не знаем.
В доме Сефера было пусто. Должно быть, шири оставались на площадке. Керрис уселся на тюфяк, чтобы подробнее познакомиться с содержимым полотняного свертка. Кроме бумаги, там оказались коричневое перо, палочка красного воска, палочка чернил и кисточка. Все это напоминало о прошлой жизни. В голове складывались слова: ученейшему Жозену из черного клана, летописцу Торнорскому от Керриса…
— Керрис, — Сефер сидел на подушке рядом. — Как самочувствие? Голова не болит?
— Нет, — Керрис потрогал кисточку. Она была скорее всего барсучья, подобрана волосок к волоску.
— Керрис, я прошу внимания, — в голосе зазвучали повелительные интонации. Говорил не любезный хозяин, а строгий учитель.
Керрис послушно оставил кисточку.
— Я подумал, сегодня мы не будем больше заниматься…
— Если ты устал…
— Нет, я не устал.
— Тогда давай употребим наше уединение с пользой. Между прочим, это я впустил тебя в сознание Корита.
— А я не заметил.
— Знаю. Вот потому и надо научиться ставить барьер. Иначе так и будешь беззащитен перед влиянием извне.
В сознание вдруг бесцеремонно вторгся образ горящей свечи и мотылек с радужно-зелеными крыльями. Взмах узорчатых крылышек, и бабочка сгинула в пламени.
— Тебя притягивают к себе людские переживания.
— Это нехорошо? — Керрис вспомнил Мериту и вздрогнул.
— Твоя восприимчивость будет со временем увеличиваться. Груз чужих мыслей может сделаться непереносимым. Я не хочу, чтобы такое случилось.
В чужой стране я вечный странник-вспомнилась вдруг любимая песня Айлин, и образ старого Жозена явился, как живой.
— Может быть, можно заниматься этим не прямо сейчас?
— Завтра придут азешцы. С чем-никому не ведомо. Может, наши занятия надолго прервутся.
— Хорошо. — Боль, которую он пережил в попытках установить барьер, пугала. Керрису не без труда удалось себя преодолеть. — Что я должен делать?
— Поставить препятствие передо мной, чтобы я не смог внедриться в твое сознание.