Танцовщица Гора

Норман Джон

— Вот эта, — сообщил первый мужчина, поднимая мою бирку.

Это известие было встречено разочарованным, но добродушным криков человека стоявшего где-то слева и спереди от меня.

— Здесь ещё одна, — объявил другой мужчина слева от меня.

— Ладно, нам вполне хватит троих из них, — небрежно бросил другой мужчина, местоположения которого я не смогла определить.

Я почувствовала, что бирку, свисавшую с моего ошейника, подняли во второй раз.

— Жаль, конечно, — сердито проворчал мужчина, и выпустил бирку из руки, позволив ей упасть на моё тело прямо под ошейником.

Я услышала звук, который смогла определить, как шуршание верёвок, протягиваемых по борту, и скрип дерева упёртого в дерево. Судно на котором мы оказались в качестве груза, пришло в движение, и, судя по

моим ощущениям, поворачивало влево, если считать относительно того, куда была развёрнута лицом.

Рядом со мной раздался стук. Какой-то явно металлический предмет, положили на деревянную палубу рядом со мной. Воздух вокруг меня был наполнен самыми разными звуками, общались мужчины, поскрипывало дерево. Потом, из общего фона выделилось шуршание, похожее на то, как будто сразу много шестов протащили по деревянной доске.

— А теперь приподнимись на коленях, — приказал мне мужчина. — Выше, оторви задницу от пяток. Держи свои соблазнительные ноги широко разведёнными. Замри, так и стой.

Я почувствовала, как стальной обруч сомкнулся на моей талии, а между моих ног, покачиваясь, повисла пластина металла. Все детали были собраны в единое целое, закреплены на месте и заперты на замок за моей спиной. На меня снова надели железный пояс.

Прямо над моей головой зашуршала разворачиваемая ткань, и секундой спустя раздался глухой хлопок. Затем я почувствовала, как напряглись и завибрировали доски подо мной, поделившись со мной своим возбуждением, переданным им напрягшейся разгладившейся тканью. Её мощь, её открытость и удивительная могущество, сила ветра, придавшая ей форму и тянущая её за собой, всё это бушевало сейчас над моей головой. Я кожей ощущала, как эта большая, надутая пузырём поверхность изо всех сил рвётся вперёд, на свободу, но не может улететь вслед за ветром, прочно удерживаемая на своём месте мачтой реей и многочисленными верёвками, передавая через них свою и ветра силу разгоняющемуся кораблю. Меня охватило непередаваемое словами волнение. О, как хотелось бы мне увидеть всё это своими глазами! Как бы мне хотелось избавиться от скрывающего от меня всю эту красоту и мощь капюшона!

Потом раздался стук дерева по дереву, как будто кто-то бил киянкой по деревянной поверхности. Методичные удары повторялись каждые несколько секунд. В такт с ними слышался плеск воды, я нисколько не сомневалась, что слышу звук входящих в воду вёсел. Судя по всему, здесь должно было быть несколько гребцов. Я представила себе сильных, мускулистых мужчин тянущих длинные вёсла. Я встревожено дёрнулась. Капюшон держал меня в неизвестности. Сейчас только железный пояс защищал от таких мужчин.

Внезапно откуда-то спереди донёсся удар колокола. Возможно, это был сигнал разрешавший выход из гавани, или прощальный салют уходящему кораблю.

Нас всех, и гореанок и бывших землянок забрали из неизвестного нам места и везли неизвестно куда. Уверена, ни одна из нас не знала, где мы были, где находимся и где окажемся.

— Ты можешь снова стоять на коленях, сидя на пятках, — разрешил мне мужчина, вероятно, тот самый, кто надел на меня пояс, и я сделала это немедленно. — Ну что, наверное хочешь избавиться от капюшона?

Я тут же согласно замычала.

— Промычишь один раз, значит «Да», дважды значит «Нет», — сказал он.

Я отчаянно промычала один раз.

— Мы скоро покинем гавань, — сообщил он. — Ты хорошенькая?

На этот раз я воздержалась от немедленного ответа. Мне не хотелось бы показаться тщеславной. К тому же, честно говоря, я не была на сто процентов уверена, что была достаточно привлекательной, чтобы рассчитывать на то, что он сможет признать меня, так сказать «хорошенькой». В конце концов, это очень зависело от вкуса каждого отдельно взятого мужчины. Разве, это не они должны решать, был ли я хороша для них или нет? Ведь может случиться так, что девушка, привлекательная для одного мужчины, вполне могла не понравиться другому. Это я знала точно. Я предположила, что должна бы промычать дважды, дав ему отрицательный ответ, но в следующий же момент испугалась, ведь рано или поздно он, или кто-то другой, всё же снимет с меня капюшон, хотя бы для того, чтобы накормить и напоить. А вдруг, я ему понравлюсь? Тогда мой отрицательный

ответ могут посчитать ложью, а каким могло быть наказание за ложь, я даже думать боялась. Мне вспомнилось, что Ульрик считал меня весьма симпатичной, да и мнение других мужчин не сильно отличалось от его слов. Кроме того, всего несколько минут назад охранник сказал кому-то, что я «чудо как хороша». Принимая во внимание всё это, хотя, возможно, это и было преувеличением, и даже абсурдом, мне показалось, что я могла бы иметь законное право рассматривать себя, по крайней мере, как «симпатичную особу». А ещё я не могла забыть, что Тэйбар, хотя и с очевидной неохотой, и даже со злостью, если не с яростью и отвращением, признался мне, что, несмотря на мой характер, нашёл меня привлекательной, и даже чрезвычайно, невыносимо таковой. Безусловно, при этом он не оставил меня себе. Также мне уже было известно кое-что о сексуальных пристрастиях здешних мужчин. Честно говоря, эти пристрастия порой ужасали меня, но именно исходя из них, я, со всей очевидностью, могла надеяться, что являюсь необычайно желанной и привлекательной. Действительно, в этом мире, справедливо это или нет, но, как мне кажется, я могла рассчитывать, что меня сочтут, как выразился надсмотрщик, «чудо какой хорошенькой». Безусловно, это мне льстило, но не могло и не тревожить, особенно в свете того, что могло стать последствиями того, чтобы оказаться одновременно красивой и рабыней, на такой планете, и среди таких мужчин.

Наконец, я решилась и, промычав один раз, напрягалась, с ужасом ожидая свиста плети и разрывающей спину боли в наказание за тщеславие. Но, к моему облегчению, удара не последовало.

— Чуть позже, через один ан, или около того, — пообещал мне мужчина, — мы снимем с вас капюшоны и освободим от кляпов. Тогда путешествие станет для вас гораздо приятнее.

Я тоненько прохныкала один раз, показывая какое удовольствие доставили мне его слова, выражая этим мою ему благодарность, и в надежде на некоторое поощрение в дальнейшем.

— А знаешь, когда мы сделаем это? — поинтересовался он.

Я промычала дважды.

— Когда мы окажемся вне видимости берегов, — объяснил мужчина, — когда мы окажемся полностью в открытом море.

Я подняла и повернула голову на звук его голоса.

— Ты меня поняла? — уточнил он, и я ответила однократным мычанием.

7. Брундизиум

— Это — Брундизиум! — сообщила одна из девушек. — Я уверена в этом!

— Хочу, чтобы меня продали здесь, — с надеждой заявила другая.

— Боюсь, это зависит не от твоего хотения, а от конъюнктуры рынка, — осадила её третья.

— Кажется, нас уже везут по улице клейм, — снова проинформировала нас первая, украдкой, как и мы все, подсматривавшая сквозь щель.

— Значит, мы уже внутри стен города? — уточнила вторая.

— Говорят, это — один из самых крупных портов на Горе, — заметила третья. — Именно здесь флот Коса высадил свою армию.

Мы находились внутри рабского фургона, специально сконструированной повозки для перевозки живого товара, и сидели голыми в кузове, с ногами, закованными в кандалы, цепь которых надёжно держала нас прикованными к центральному брусу. На кузове фургона возвышался высокий, почти квадратный каркас, обтянутый обычным брезентовым тентом, сверху покрытым сине-жёлтой шёлковой тканью, которую во время непогоды обычно убирали. Мы все дружно, развернувшись лицом к бортам, натянув да предела цепи, что не давали нам далеко отползти от центра, полусидя, полулёжа, приподняв брезент и шёлк на дюйм или около того над краем борта, жадно выглядывали наружу.

— Здесь всё ещё полно солдат и моряков с Коса, — сказала одна из девушек, до сих пор не принимавшая участия в разговоре.

— Я видела только одного, — парировала её соседка.

— Зато, какой красавчик, — вздохнула первая. — Я была бы не против, принадлежать ему.

Это её замечание, меня встревожило, если не сказать, напугало. Я уже внутренне приняла тот факт, что мы могли принадлежать какому-либо мужчине, одному или даже нескольким, и, более того, действительно принадлежали, но всё же, меня пока пугало, столь открытое признание женщины о её желании стать частной собственностью кого бы то ни было!