Танцовщица Гора
Шрифт:
— Я об этом понятия не имел, если это вообще имело место, — отмахнулся Гордон.
— Незнание о происхождении товара, действительно могло бы освободить от личной ответственности в данном вопросе, — признал мужчина, на что Гордон только пожал плечами. — Тем не менее, этот случай может представлять некоторый интерес для претора. Ему, скорее всего, было бы интересно, у кого и где была куплена рабыня, прежде всего с точки зрения, каким именно образом она попала к продавцам.
— Короче, чего Ты хочешь? — прямо спросил рассерженный музыкант.
— Я готов быть весьма щедрым покупателем, — улыбнулся мужчина.
— Не продается, — отрезал мой владелец.
— Я прибыл сюда из Аргентума, — сообщил тот. — Приехал в Рынок Семриса, специально в поисках определенного типа рабыни. Как мне кажется, твоя девка
— Работорговец? — уточнил Гордон.
— Нет, что Ты, — заверил он музыканта, и, окинув меня оценивающим взглядом, сказал, обращаясь ко мне: — Ты — потрясающая шлюха.
Опустив голову, я уставилась вниз. Вот чего мне крайне не хотелось, так это быть вовлеченной в такое разбирательство. В гореанских судах свидетельство рабыни обычно рассматривается, только если оно получено под пыткой.
— Она не продается, — снова сообщил мой владелец.
— А если я предложу за неё пять тарсков серебром? — спросил мужчина.
Сказать, что музыкант был удивлён, всё равно, что ничего не сказать! Он бы ошеломлён, до такой степени, что замер с открытым ртом. Я и сама с трудом могла поверить в то, что услышала. Таких денег не предлагали за уличных танцовщиц.
— По рукам! — выкрикнул музыкант, как только оказался в состоянии произносить членораздельные звуки.
Я пораженно переводила взгляд с одного мужчины на другого. Меня только что продали. На моих глазах монеты, моя цена, перешли из одних рук в другие.
— Как тебя зовут, моя дорогая? — поинтересовался мой новый владелец.
— Как пожелает мой Господин, — ответила я.
— Как тебя назвали прежде? — спросил он у меня.
— Тула, — сказала я.
Именно так решил называть мой бывший владелец, странствующий музыкант.
— Теперь будешь Тука, — кивнул новый хозяин, давая мне новую кличку.
— Да, Господин, — склонив голову, отозвалась я.
— Как твоя кличка? — спросил мужчина.
— Тука, Господин, — быстро представилась я.
— Чья Ты рабыня? — уточнил он.
— Ваша рабыня, Господин, — ответила я, и по его недвусмысленному знаку
наклонилась вперёд и поцеловала ноги мужчины.
— На четвереньки, Тука, — скомандовал он, и я послушно встала на руки и колени.
Тула и Тука, кстати, были одними из самых распространённых рабских кличек на Горе. В этом отношении с ними могли бы посоревноваться, разве что Лита и Дина. Есть даже рабское клеймо так и называемое «Дина», потому что стилизовано под дину — цветок рабынь, крошечный цветок с напоминающим розу бутоном. Рабынь, носящих такое клеймо, зачастую так и называют — дины, и ничего удивительного в том, что это может быть одновременно и кличкой одной из них. Имена, вроде Тулы и Туки иногда используются в качестве кличек для пары рабынь, поскольку имена очень созвучны одно другому. Другая пара таких имён — Сипа и Сита. Конечно, такие имена вполне могут использоваться и индивидуально, причём весьма часто. Я не сомневалась, что получила прозвище Тука, скорее всего из-за его созвучия с Тулой, моим предыдущим именем. Похоже, моего нового владельца не особо заботило, как именно меня называть. Возможно, он всего лишь хотел, назвать меня для своего удобства. С другой стороны это было хорошее имя для рабыни. Думаю, если бы оно ему не нравилось, он бы мне его и не стал присваивать. А может быть, он когда-то знал девушку, с такой кличкой, рабыню конечно, воспоминание о которой решил сохранить.
Мой бывший владелец сдвинул свой ошейник, вместе с пристёгнутой к нему цепью, вверх по моей шее, практически уперев в подбородок. В его руке появился ключ. Гордон дождался, пока новый владелец защёлкнул у меня на горле, под его ошейником новый, и только затем отомкнул свой. Я не оставалась без ошейника даже на мгновение, а на какое-то время была в двух сразу.
Закончив с передачей собственности, мой новый господин резко повернулся, отчего его длинные одежды разлетелись в стороны, и начал пробираться через площадь. Поспешно вскочив на ноги, я последовала за ним. Само собой я была полностью обнажена. Та-тиру своего прежнего владельца, пришлось снять и вернуть музыканту. Мой новый хозяин купил меня, а не ту одежду, в которой я была. По-видимому, очень скоро эту тряпку будет натягивать на себя его новая девушка, точно так же, как до меня
— Я могу говорить, Господин? — окликнула я мужчину, торопливо перебирая ногами позади него.
— Да, — бросил он, не оборачиваясь и не сбавляя шага.
— Я могу узнать имя своего господина? — поинтересовалась я.
— Скоро узнаешь, — отрезал он.
— Да, Господин, — вздохнула я.
Можно было не сомневаться, что его имя было выгравировано на ошейнике, но без зеркала я не могла прочитать надпись на ошейнике, запертом на моей шее. Впрочем, чем бы мне помогло зеркало, если я не умела читать.
Мужчина шагал широко и целеустремленно.
Он заплатил за меня пять серебряных тарсков. Это было просто огромная сумма по местным меркам. У моего бывшего владельца, бродячего музыканта, с такой суммой на руках, теперь не должно быть никаких трудностей с покупкой другой девушки или даже нескольких.
— Господин заплатил за меня много денег, — заговорила я, на бегу.
— Да, — односложно отозвался он.
— Но стою ли я таких денег? — спросила я.
— Думаю да, — кивнул он.
— Могу ли я узнать, для какой цели Господин купил меня, — полюбопытствовала я.
— Скоро узнаешь, — снова повторил мой новый хозяин.
— Да, Господин, — вздохнула я.
— Любопытство не подобает кейджере, — напомнил мне мужчина.
— Да, Господин, — испуганно пробормотала я, но к моему облегчению он не обернулся, чтобы ударить меня или назначить мне иное наказание.
Мужчина шёл быстро, и мне приходилось поторапливаться, чтобы выдерживать заданный им темп. Дело шло к вечеру, и народ с площади начинал расходиться. Дневной суетливой толчеи уже не было. Общественные места и бани вскоре должны были начать закрываться. Мужчины в одиночку и группами, некоторые в сопровождении клиентов держали путь к выходам с площади. Не сбавляя шага, я обернулась, окинув быстрым взглядом площадь. Здесь было очень красиво, даже в это время суток. Увидеть в последний раз своего бывшего владельца не удалось. Очевидно, музыкант уже покинул площадь. Вздохнув, я поспешила за моим новым владельцем. Не хотелось бы отстать от него слишком далеко. Требовалось как можно точнее выдерживать принятую дистанцию рабыни следующей за своим господином.
18. Решётки
— Над решётками, по проходу, — скомандовал мужчина.
Признаться, я очень боялася покидать таверну таким способом. Один из мужчин шлёпнув меня по ягодице, понимающе усмехнулся и сказал:
— Не боись. Этих скоро отправят, пора освободить место для следующей партии.
Идти приходилось над утопленными в пол подвала ямами с обитыми железом стенами. Ямы были накрыты запертыми на замки решётками. В этом же самом подвале жила и я сама. На этот раз меня поселили не в конуру, а в клетку, причём довольно хорошо оснащённую для обитания в ней рабыни. Стоять, выпрямившись в неё во весь рост, я не могла, а входить и выходить приходилось через маленькую дверцу на четвереньках или на животе, но зато в ней было достаточно просторно, чтобы передвигаться внутри, и пол был застелен ковром. А ещё там были меха! Само собой имелась традиционная пара вёдер, одно для воды, второе для того чтобы справлять нужду. И подушки! Мне разрешили эту невероятную роскошь. Кстати, иногда мне приказывали вставать на колени то на одну, то на другую, обычно, чтобы проинструктировать перед выступлением. Помимо этого, в клетке имелось зеркало, различные маленькие коробочки с украшениями и косметикой и сундук для шелков. Я могла, не выходя из клетки, подготовиться к выходу в зал или к танцу. Снаружи клетки даже висела масляная лампа, предоставляя мне свет, когда мужчины считали необходимым освещать клетку. Иногда, перед тем, как мимо моей клетки должны были провести связанных или закованных в цепи мужчин, чтобы бросить в одну из ям, мне приказывали лежать на мехах и подушках в максимально обольстительных позах. Иногда, в таких ситуациях меня даже баловали конфетами.