Танцовщица Гора

Норман Джон

Я ещё много раз служила сосудом для удовольствия мужчин в тот день, и ещё пять раз танцевала для них. Зачастую в своём танце я использовала цепь, иногда под музыку притворяясь, что боролась с ней. Это была борьба, в которой мне не суждено было победить. И словно не понимая этого, я обращалась к мужчинам, словно прося их объяснить мне её значение. И они делали это хриплыми возбуждёнными голосами. Иногда я использовала цепь, чтобы ласкать себя с тонкой возбуждающей нежностью, на которую моё тело, со стонами отвечало. Иногда я демонстрировала, какую власть эта цепь имеет надо мной, в танце показывая свою беспомощность перед её беспощадной строгостью. Иногда я, с благодарностью и влюблённым

выражением на лице целовала и ласкала её звенья, изображая свою радость от того, что наконец оказалась на своём законном месте определённом мне природой. Есть очень много чего, что можно сделать с цепью. Как-то раз около нас на мгновение остановилась, проходившая мимо свободная женщина. Я не осмелилась встречаться с её глазами. Но, при этом я, ни на мгновение, не прервала своего танца. Возможно, я неосознанно попыталась показать ей, как одна женщина другой, какой желанной и прекрасной могла бы быть женщина, пусть даже непритязательная рабыня, особенно непритязательная рабыня. Она поспешно ушла, но я заметила, как дрожало её тело под скрывавшими её с головы до пят одеждами. Мне даже стало интересно, будет ли она, иногда вспоминая обо мне, также как и я, хотеть носить ошейник и так же, как и я двигаться перед мужчинами.

Дело шло к закату, я лежала на тюфяке, прислушиваясь к тому, как под его тонкой грубой тканью шуршит сминаемая солома. В медной чаше лежало несколько монет. Впрочем, это была не вся выручка, ибо мой хозяин в течение дня, время от времени часть из них вынимал. Так обычно поступают, оставляя в чаше достаточно, чтобы это действовало как приглашение другим, но не так много, чтобы они могли предположить, что у них нет никакой нужды поддерживать музыканта материально.

— Что это на Тебя сегодня нашло? — полюбопытствовал мой хозяин.

— Господин? — удивлённо переспросила я, тихо лязгнув цепью, перекатываясь на бок.

— Кажется, я никогда ещё не видел тебя настолько горячей и возбуждённой, — пояснил он.

— Мои потребности растут во мне, Господин, — пожала я плечами.

Это была истинная правда. Кроме того сегодня я был взволнована увиденным на улицах и площади, зданиями и людьми Рынка Семриса. Для меня это было подобно мистическому путешествию в прошлое, условиям которого я была обязана соответствовать и беспомощно повиноваться, причём на его собственных условиях, а вовсе не на моих. Рынок Семриса, возможно, в чём-то был похож на города древней Эллады или Римской империи. А меня ещё в прежней моей жизни ужасно возбуждала мысль о том, чтобы оказаться там, причём именно на правах рабыни. Ни за что бы я теперь не согласилась обменять этот прекрасный изумительный мир Гора, на какой-либо другой, даже, несмотря на все его опасности. А ещё меня до сих пор будоражило воспоминание о статуях и барельефе на их постаменте. Никогда мне не забыть изображённой на нём истории, настолько взволновавшей меня, своим стилем, красотой и графикой, а особенно её простому, но не подвергаемому сомнениям, непреклонному общественному представлению, хотя и изображённому в политическом и юбилейном контексте, о естественных биологических отношениях.

— Рабыня, — проворчал Гордон.

— Господин? — промурлыкала я, перекатываясь обратно на спину.

Трудно было не заметить его поднявшихся мужских потребностей. Нежно улыбнувшись ему, я продемонстрировала, как мне не терпится доставить ему удовольствии, а чтобы у мужчины не осталось сомнений призывно, протянула к нему руки.

— На живот, — прорычал он, и я, с готовностью перевернувшись, немного приподняла бёдра.

Гордон держал меня на моём месте, как и полагалось настоящему гореанину. Он был моим владельцем, а я его рабыней. Он был странствующим музыкантом, а я его уличной танцовщицей.

Закончив

со мной, он встал на ноги и отряхнулся.

— Твоя рабыня небезынтересна, — заметил, наблюдавший за нами высокий мужчина, в длинных развевающихся одеждах.

Само собой, узнав, что стала предметом внимания свободного мужчины, я незамедлительно встала на колени. Я вспомнила, что этот товарищ появился здесь не только что. Он присматривался к нам уже в течение большой части дня. Однако и я в этом не сомневалась, меня он использовал ни разу.

— Ты — земная шлюха, не так ли? — презрительно бросил мужчина.

— Да, Господин, — подтвердила я.

— Уши у неё проколоты, — заметил он.

— Да, — кивнул мой хозяин.

— Она — слишком превосходная танцовщица для работы на улице, — добавил мужчина, на что Гордон лишь пожал плечами. — Подозреваю, она далеко не всегда танцевала на улицах.

— Возможно, — не стал спорить мой владелец, закидывая свою флейту за спину.

Следует пояснить, что обычно прогресс танцующей рабыни, идёт в направление с улицы в таверну, а не наоборот. Как только уличная танцовщица набирается опыта и становится достаточно хороша в своём деле, она может надеяться на то, что её может заметить и купить какой-нибудь трактирщик. Говорят, что многие из самых прекрасных танцовщиц в тавернах, начали свою карьеру на глухих улицах на поводке вот такого бродячего музыканта.

— Не танцевала ли она раньше в таверне? — поинтересовался мужчина.

— Возможно, — пожал плечами мой господин, всем своим видом показывая, что ему пора идти. — Откуда мне знать?

— А вот я думаю, что она — танцовщица, украденная из таверны, — предположил мужчина.

— Я купил её законным образом, — ответил на это Гордон.

— И у тебя, конечно, есть бумаги подтверждающие право собственности на неё? — усмехнувшись, уточнил мужчина.

— Нет, — буркнул мой владелец.

— Похоже, Ты приобрёл краденый товар, — заметил мужчина.

— Только я об этом ничего не знаю, — отрезал флейтист.

— Тем не менее, расследование могло бы доказать, что Ты не имеешь законного права, владеть ей.

— А Ты, что судья или агент претора? — пристально глядя на него, поинтересовался мой владелец.

— Нет, — ответил приставший к нему товарищ.

Его ответ явно пришёлся по вкусу Гордону, и он заметно расслабился.

— Но я, исходя из своего гражданского долга, всегда могу подать запрос с требованием о расследовании этого вопроса, — предупредил он.

— Чё те надо? — уже довольно грубо спросил мой владелец у «гражданина».

— Она — горячая рабыня, соблазнительная и красивая, — заметил тот.

— Ну и? — уставился на него музыкант.

— Она неплохо танцует, у неё проколоты уши, — продолжил мужчина.

— И чё дальше? — уточнил мой хозяин.

— Столько Ты заплатил за неё? — осведомился мужчина.

— Не твоего ума дело, — отрезал Гордон.

— Не очень много, я бы предположил, — словно не замечая резкого тона, продолжил мужчина. — Краденые рабыни редко стоят больших денег, если только не похищены под заказ, или не доставлены работорговцам, которые знает, что с ними делать и где продавать.

— Девка моя, — бросил мой хозяин. — Она провела в моём ошейнике достаточное время.

— Ну, я готов признать, что теперь она действительно твоя, — кивнул товарищ. — Например, я совершенно ясно вижу, что она в твоём ошейнике. И даже не сомневаюсь, что официальный период её возврата прежнему владельцу уже пройден.

— Тогда наш разговор закончен, — сердито бросил музыкант.

— Тем не менее, как мне кажется, Ты всё ещё, официально, можешь быть признан, как человек, который купил краденый товар, — заметил мужчина.