Танцовщица “Веселой Мельницы”
Шрифт:
Шабо и Дельфос пересекли зал, прошли мимо столика незнакомца, обменялись пожеланиями доброго вечера с хозяином, толкнули дверь туалета. Там они остановились на несколько секунд, не глядя друг на друга.
— Я боюсь… — пробормотал Шабо.
Он видел свое отражение в овальном зеркале. До них доносились, словно преследуя, приглушенные звуки джаза.
— Быстрее! — сказал Дельфос, открывая дверь, за которой начиналась темная лестница и царила прохладная сырость.
Здесь был подвал. Туда вели кирпичные ступени. Снизу шел резкий запах пива и вина.
— Вдруг
Шабо чуть не споткнулся, так как дверь за ними закрылась, и свет сразу исчез. Его руки ощупывали стены, покрытые осевшей на них селитрой. Кто-то задел его на ходу, и он вздрогнул, но это был всего лишь его приятель.
— Не шевелись! — приказал тот.
Музыки, в сущности, слышно не было. Она только угадывалась. Чувствовалась, главным образом, вибрация, когда ударяли в большой барабан. Это был ритм, рассеянный в воздухе, рисующий в сознании зал с гранатовыми банкетками, звоном бокалов, женщиной в розовом, танцующей со своим партнером в смокинге.
Было холодно. Шабо ощущал, как его пронизывает сырость, и едва удержался, чтобы не чихнуть. Он провел рукой по своему холодному, как лед, затылку. Он слышал дыхание Дельфоса. Каждый выдох доносил до него запах табака.
Кто-то вошел в туалет. Из крана полилась вода. На блюдце упала монета.
В кармане Дельфоса раздавалось тиканье часов.
— Ты думаешь, можно открывать?..
Дельфос ущипнул его за руку, чтобы он замолчал. Его пальцы были совсем холодные.
Там, наверху, хозяин уже с нетерпением посматривал на часы. Когда в кабачке было много народа и царило оживление, он охотно закрывал позднее и не боялся навлечь на себя гнев полиции. Но когда зал пустовал, он вдруг начинал ревностно соблюдать правила.
— Господа, сейчас закрываем!.. Уже два часа!
Молодые люди не слышали в подвале его слов. Но они могли угадать минута за минутой все, что происходило. Виктор получал деньги, потом шел в бар рассчитаться с хозяином, в то время как музыканты убирали инструменты в чехлы, а большой барабан покрывали зеленым люстрином.
Второй официант, Жозеф, складывал стулья на столы и собирал пепельницы.
— Закрываем, господа!.. Ну что же ты, Адель!.. Поторопимся!..
Хозяин был коренастым итальянцем, который прежде служил в барах и отелях Канн, Ниццы, Биаррица и Парижа.
Шаги в туалете. Это он пришел задвинуть засов маленькой двери, выходящей в переулок. Он поворачивает ключ, но оставляет его в замочной скважине.
Вдруг он машинально закроет подвал или заглянет туда? Он медлит. Наверное, поправляет пробор перед зеркалом. Кашляет. Дверь, ведущая в зал, скрипит.
Через пять минут все будет кончено. Итальянец, оставшись последним, опустит штору витрины и с улицы закроет входную дверь.
Он никогда не уносит с собой всю кассу. Он кладет в свой бумажник только тысячефранковые ассигнации.
Остальное лежит в выдвижном ящике бара, замок которого такой хрупкий, что его можно взломать хорошим перочинным ножом.
Все лампы потушены…
— Идем!.. — прошептал голос Дельфоса.
— Еще рано… Подожди…
Они теперь одни во всем здании и все-таки продолжают говорить тихо. Они не видят друг друга. Каждый чувствует, что он смертельно бледен, лицо напряжено, губы сухи.
— А вдруг кто-нибудь остался?
— Разве я боялся, когда надо было открыть сейф моего отца?
Дельфос говорит сварливо, почти угрожающе.
— Может быть, в ящике ничего и нет.
Как кружится голова! Шабо чувствует себя так, как будто он слишком много выпил. Теперь, когда он уже проник в этот подвал, у него не хватает духу из него выйти. Он чувствует, что сейчас повалится на ступеньки и зарыдает.
— Пошли!..
— Подожди! Он может вернуться…
Проходит пять минут. Потом еще пять, потому что Шабо любым способом старается выиграть время. Шнурок его башмака развязался. Он завязывает его вслепую, потому что боится упасть и наделать шума.
— Я не думал, что ты такой трус… Да ну же! Проходи…
Дельфос не хочет выходить первым. Дрожащими руками он толкает своего приятеля вперед. Дверь подвала открыта. В туалете из крана течет вода. Пахнет мылом и дезинфекцией.
Шабо знает, что другая дверь, та, что ведет в зал, сейчас заскрипит. Он ждет этого скрипа. И все-таки обливается холодным потом.
В темноте зал кажется просторным, как собор. Из радиаторов еще сочится тепло.
— Посвети!.. — шепчет Шабо.
Дельфос чиркает спичкой. Они на секунду останавливаются, чтобы перевести дух и глазами измерить путь, который им придется пройти. И вдруг спичка падает, а Дельфос издает пронзительный крик и бросается к двери туалета. В темноте он ее не находит, возвращается на прежнее место, сталкивается с Шабо.
— Скорее!.. Бежим!..
Это даже не слова, а хриплые звуки.
Шабо тоже что-то заметил. Но различил плохо. Как будто чье-то тело, распростертое на полу, возле бара…
Очень черные волосы…
Они боятся пошевелиться. Коробок спичек лежит на полу, но они его не видят.
— Где твои спички?..
— Не знаю, куда они подевались…
Один из них наталкивается на стул. Другой спрашивает:
— Это ты?..
— Сюда!.. Я держу дверь.
Из крана по-прежнему течет вода. Это немного успокаивает. Первый шаг к освобождению.
— Что, если зажечь свет?
— Ты с ума сошел?..
Их руки ощупывают дверь, ищут засов.
— Он не поддается.
Шаги на улице. Приятели застыли на месте. Ждут.
Слышны обрывки фраз:
«Я-то считаю, что если Англия не…»
Голоса удаляются. Может быть, это полицейские рассуждают о политике.
— Открываешь?
Но Дельфос не может шевельнуться. Он прислонился к двери, задыхаясь и прижимая к груди обе руки.
— …Рот у него открыт… — заикаясь, бормочет он.
Ключ поворачивается. Приток свежего воздуха. Блики от фонаря на булыжниках переулка. Хочется бежать отсюда. Они даже забыли запереть за собой дверь.