Танцуй для меня
Шрифт:
— Спасибо, — проглатываю собравшийся в горле тугой ком. Руки дрожат, а голос стал сиплым и очень тихим.
— Станцуешь для меня, Луна…? — грубые мужские руки аккуратно убирают мои волосы со спины, перекидывая их на правое плечо. Подушечки его горячих пальцев касаются задней стороны моей шеи и тянуще проводят вдоль позвоночника, останавливаясь на уровне поясницы.
— Тимур Азатович, вы… — я резко оборачиваюсь, чтобы прекратить пытку ожидания неизбежного, но не успеваю даже закончить предложение, как его жесткие руки толкают меня спиной к его столу. Я дергаюсь и отшатываюсь, упираясь руками об край деревянного стола.
— И что же такая невинная девочка забыла в моем клубе? — Тимур сдавливает мои скулы своей огромной и грубой ладонью. Дыхание сбивается, пульс начинает молотить в утроенном режиме. Широко распахнув глаза, я разглядываю его жесткие черты лица, пытаясь справиться с дрожью. Вспоминаю слова Розы. Так быть не должно. Только не со мной.
— Кто сказал, что я невинная?
Мне страшно, но я не даю ему возможность считать панику в моих глазах. Знаю, что играю с огнем и рано или поздно он меня сожжет заживо.
— Я вижу тебя насквозь. Вижу, как ты пытаешься оттянуть вниз края своих коротких шорт. Замечаю, с каким трудом тебе дается раздвигать ноги во время танца перед лицом женатого мужчины. Улавливаю, с каким омерзением ты смотришь на руки стариков, протягивающих деньги в твои тонкие трусики, — обжигает горячим дыханием мои щеки, опаляет жгучим взглядом губы. Скулы начинает сводить от неприятного давления его рук, я дергаю головой в сторону, но Тимур лишь сильнее начинает стискивать мое лицо. — Это неимоверно заводит…
— Отпусти… — я рычу сквозь плотно стиснутые зубы, собрав остатки своих сил. Резко отворачиваю голову и теперь смотрю на матовую поверхность стены. Дышу глубже, уговаривая себя не боятся. Ничего страшного не произойдет. Он же не изнасилует меня прямо в своем кабинете. — Я не посещаю розовые комнаты и если ты еще раз пальцем тронешь…
— Ты здесь не диктуешь правила, — горячее дыхание обжигает мою щеку. Его рука опускает вниз и с силой сжимает шею так, что весь кислород на выдохе покидает мои легкие. Я начинаю чувствовать, как в голове подскакивает давление, вызывая неприятные ощущения. — Мне плевать на розовую комнату. Ты должна знать свое место.
— Отпусти, — единственное, что я могу произнести. В моей голове это слово должно было звучать более гневно, но на деле это больше похоже на писк. — Можешь даже не надеется. Ты никогда меня не получишь.
Как бы я не заставляла себя не поддаваться панике — ничего не выходит. Он слишком близко, я чувствую его руку на своей шее, его жаркое дыхание и его аромат. Во взгляде — звериная страсть и искушение. Я его боюсь. И как только понимание этого ударяет в голову отбойным молотком, вся броня, которую я возводила каждый раз, переступая порог этого заведения, трещит по швам и разваливается на мелкие осколки. Глаза становятся влажными, и я дергаюсь, пытаясь скрыть свою слабость перед ним.
— Если я захочу тебя взять, я сделаю это. Я не привык получать отказы. А пока… Можешь идти, — давление на моей шее прекращается и Тимур убирает руку. Мне достаточно одной фразы, чтобы я со скоростью света вылетела из его кабинета, даже не взглянув на него. Ноги ощущаются немощными и мягкими, руки онемели, но я продолжаю быстро идти по красному коридору, отдаляясь от врат Ада.
***
Этим утром я решила пройтись по постепенно оживляющемуся городу. На улице утренняя темнота,
Поэтому у меня два выхода: первый — уйти с этого чертова клуба и больше никогда его не вспоминать. В этом случае мне придется вернуться либо на вонючую кухню местной забегаловки мыть посуду, либо продолжать собираться цветы за копейки. И тогда моей семье вновь придется почувствовать горький вкус нищеты. Я только начала получать доход, который смог подарить нам шанс на лучшую жизнь. Второй вариант: завтра ночью, как ни в чем не бывало вернуться в клуб и позволить Тимуру взять то, что он хочет.
Домой я возвращаюсь ближе к девяти часам утра. Стоило мне открыть дверь, как мне навстречу бежит Матвей. Судя по тому, что он все еще одет в пижаму, он только проснулся.
— Адель! Адель! Бабушке плохо, я не знал, что делать. Принес ей воды, но она не пьет… — мой младший брат держит в маленькой дрожащей ручонке белый стакан с водой. Смотрит на меня оленьими глазками, наполненными страхом и тревогой.
Я, не снимая обувь, бегу в гостиную, надеясь там застать бабушку. Она сидит на диване, откинувшись на спинку и схватившись за сердце. Ее и так бледная кожа еще больше побелела, а губы отдают синеватым оттенком.
— Бабуля! Что случилось? — когда я подбегаю к ее осунувшейся фигуре, то замечаю в ее руке какой-то лист бумаги. Но не дождавшись ответа, бегу на кухню и быстрым рывком раскрываю верхний шкафчик. Достаю оттуда аптечку, и вы переворачиваю коробку верх дном, трясущимися руками пытаюсь отыскать нужное мне лекарство. Беру в руку коричневую баночку и также быстро возвращаюсь в гостиную.
Трясущимися руками наливаю прозрачную жидкость в стакан, смешивая ее с водой, и помогаю бабушке выпить. Кровь стучит в висках, вызывая ноющую головную боль. Приступ стенокардии у бабушки случается не в первый раз, благо, я знаю, что делать и какие лекарства давать. Когда у нее впервые прихватило сердце, мне было 16 лет, мы только похоронили родителей, и во время приступа я думала, что мне придется хоронить еще и бабушку.
— Как ты себя чувствуешь? Тебе полегчало? — я сижу напротив дивана и прижимаю к себе испуганного Матвейку.
— Уже лучше, дочка, лучше, — бабушка тяжело дышит и смотрит в потолок.
— Что случилось? Почему у тебя опять случился приступ?
— Пришел какой-то дядя и дал бабушке вон тот листок… — Матвейка выскакивает из моих рук и поднимает с пола небольшой лист бумаги, который бабушка уронила во время болей.
Я начинаю всматриваться в черные буквы и понимаю, что это квитанция. Какая еще квитанция? Я только недавно все оплатила. Вновь и вновь всматриваюсь в число с пятью нулями и не могу ничего понять.