Танцуй для меня
Шрифт:
— Что это такое? — я поднимаю глаза на лежащую на диване старушку и замечаю, что бабушка начинает тихо плакать, закрыв лицо морщинистой рукой.
— Прости меня, Адель. Ради Бога прости, — бабушка начинает всхлипывать, опять хватаясь за сердце.
— Тише, тише. Успокойся, бабуль. Просто скажи, что это все значит.
Бабушке требуется несколько минут, чтобы успокоится и наладить дыхание. Но для меня эти минуты казались вечностью, в голову лезли дурные мысли и возможные варианты их решения.
— Ты же знаешь, как дорого нам обошлись похороны ваших родителей, а у меня и так было много кредитов. Пенсия маленькая, ее едва хватало, чтобы погасить коммунальные
— Бабушка… Как же так? — я встаю на ноги и злополучный лист бумаги выпадает из моих рук. Матвей подрывается с места, поднимает с пола выпавшую из моих рук квитанцию и боязливо прижимает к телу, словно эта бумага — самое дорогое, что у него есть. Я совсем не чувствую ног, у меня перехватило дыхание. В голове не укладывается. Сколько бабушка сказал? Восемьсот тысяч? Да мне за год столько не заработать. В голове лихорадочно бьется фраза «у нас отнимут квартиру», «мы окажемся на улице», «нам негде будет жить». Что же делать? Что нам делать? Что мне делать?
— Прости меня, Адель, прости. Родителей твоих не уберегла и вас погубила, — бабушка вновь начинает захлебываться слезами. Матвей подбегает к ней и накрывает ее лицо своими тонкими ручонками, прижимая ее содрогающуюся голову к своему телу. Такой маленький, а уже мужчина. Видит, как мы плачем, но сам не подает духом.
Я вытираю глаза до того, как по щекам потекут горькие слезы. После смерти мамы и папы я обещала себе больше не плакать. Обещала ведь.
Закоченевшими ногами плетусь в ванную комнату, поворачиваю до предела смеситель, и холодная вода начинает литься из крана, забрызгивая все вокруг. Больше себя не сдерживаю, позволяю накопившимся эмоциям со слезами выйти из меня. Позволяю тяжести прошедших дней пожирать мою душу, отравляя разум. Красные купюры в моих трусах, удар Энжел, домогательство Тимура, счет на восемьсот тысяч — сегодня произошло слишком много плохого и я больше не в силах это выдержать
Глава 8. Бывшая балерина
Я всегда подавала большие надежды. Росла послушным и внимательным ребенком. Рано начала читать и считать. В шесть лет мама отвела меня в подготовительную группу хореографического лицея, и с и тех пор началась моя творческая жизнь. Двенадцать лет подряд я мечтала стать профессиональной балериной. Судя по словам педагогов, у меня действительно был талант. Насчет таланта я не знаю, но зато отчетливо помню изнурительные многочасовые тренировки. Нас, будучи маленькими детьми, тянули так, что мы кричали и рвались к маме от боли. Постоянные диеты и не Дай Бог ты поправишься на 500 грамм, тебя тут же выкинут из концертной программы и обзовут безвольной коровой.
«Держи осанку, Адель!»; «Тяни носок, Адель!»; «Ты делаешь недостаточно, Адель!» — жесткий голос хореографа раз за разом звучал в моей голове и после этого следовал несильный удар указкой по пояснице. Жестоко? Ничуть. Только благодаря таким порой жестким и суровым требованиям мне удалось добиться успеха. Многолетняя боль во всем теле, ограничения в еде, отсутствия свободного времени, изрезанные в мясо ступни — все это меркло, стоило мне выйти на сцену. О, как же я любила это благородное чувство. Натянутая струной, грациозная, утонченная ты исполняешь кабриоль или эшаппе, и получаешь заслуженные восторженные овации. Мне даже однажды дали сольную роль в программе «Жизель». Как я была счастлива в те
Все изменилось, когда я должна была поступать в балетную академию. Моя мечта выступать в Большом театре вдребезги разбилась на мелкие острые осколки точно также, как и вся моя жизнь. Родители погибли в автокатастрофе по вине пьяного мужчины, который был за рулем грузового автомобиля. У них не было шансов, машина была всмятку, тела родителей собирали по частям. С тех пор я ненавижу запах алкоголя. Именно в ту трагичную ночь мне пришлось навсегда забыть про слезы и слабость, засунуть свои мечты и амбиции куда подальше и взять на себя ответственность за воспитание младшего брата и уход за больной бабушкой. Два года подряд я вертелась как могла: бросила школу, не доучившись пару месяцев до выпуска, корячилась на двух работах лишь бы свести концы с концами. Так продолжалось до того момента, пока Рома не подбросил мне вакансию в клубе «Рrovocateur». Так я и оказалась здесь.
Поднимаюсь по ярко освещенной лестнице, громко стуча каблуками по темной плитке. То ли от накатывающей паники, то ли от ядовитых неоновых светодиодов начинает кружиться головой. Хватаюсь за перилла, чтобы в конец не потерять равновесие. Иду медленно, чтобы как можно больше оттянуть неизбежное. Знаю ведь, что это все равно случится, как бы медленно я не ползла. Останавливаюсь перед злополучной дверью и глубоко втягиваю ртом воздух. У меня нет выбора. У меня действительно нет выбора. Успокаиваю себя подобными мыслями, но паника все равно вонзает в мое тело свои острые когти. Распахиваю дверь и вижу картину, которую всю ночь представляла в своей голове.
В просторном помещении стоит один большой круговой диван из белой кожи, в центре — круглый стеклянный столик, на котором полно долларовых купюр, дорожки наркотиков и стаканы из-под алкоголя. Чуть поодаль от столика шест, точно такой же как и на главной сцене, только размерами чуть меньше. На нем в ярко-зеленом костюме извивается одна из пташек, имя которой я так и не смогла запомнить. На диванчиках сидят двое взрослых мужчин, вокруг которых вьются несколько девушек, среди них я замечаю Энжел. Девушка окидывает меня презрительным взглядом и затем продолжает ласкать плечо одного из мужчин.
Заставляю себя идти и подхожу ближе к столику.
— Присаживайся… — седоволосый мужчина облизывает нижнюю губу, пока его взгляд блуждает по моим оголенным плечам, затем спускается к пупку, а потом скользит между ног, задерживаясь на бедрах.
Молча киваю и иду по направлению к дивану, и в этот момент ощущаю на своем лице пристальный взгляд. Поворот головой — и мои глаза встречаются со взглядом Ромы. Он стоит за барной стойкой и намешивает коктейли. Присаживаюсь на гладкую поверхность дивана, и лицо моментально наливается кровью. «Пожалуйста, не осуждай меня»— проносится в моей голове. Не в силах больше терпеть его обвиняющий взгляд, я стыдливо опускаю глаза в пол.
— Нюхаешь? — оборачиваюсь. Я не ошиблась, адресовано мне. Мужчина улыбается и указывает на белую дорожку на столе. Отрицательно мотаю головой. Его рука ложится мне на спину, начиная медленно поглаживать. Первое желание — отбросить его липкую руку в сторону, но я продолжаю послушно сидеть на своем месте. Далее его рука поднимается и убирает прядь волос с моих оголенных плеч. Ненавижу свой сегодняшний костюм: тонкий бюстгальтер из золотой ткани, который, благодаря множеством ленточек, все еще чудом держится на моей груди. Тонкие золотые цепи, берущие начало от низа бюстгальтера, спускаются косыми линиями к лобку, превращаясь в короткие шортики.