Танцуй как звезда!
Шрифт:
– Но… папа… Софья Николаевна мне сама предложила…
– И тем не менее.
Расстроенная Лера вынуждена была признать, что отец прав. И на следующем же занятии грустно сказала:
– Софья Николаевна, я заниматься бесплатно не хочу. Это неправильно. Папа так говорит… и я тоже так думаю. Пожалуйста, скажите, сколько я вам должна за уроки.
Старая цыганка пристально посмотрела на неё. Лера уже испугалась, что та сейчас обидится или рассердится. Но Софья Николаевна неожиданно улыбнулась:
– Ты умная девочка. Я это сразу почуяла. И папа твой исключительно порядочный человек. Но хочу тебе сказать, что уроки мои дорогие. И платить ты всё равно, я думаю, не сможешь.
У
– Но… тогда я просто не могу… не могу больше у вас учиться…
– Можешь. И будешь. – Старая цыганка, к удивлению Леры, вдруг рыбкой нырнула в шкаф, порылась там – и появилась со стопкой бумаг. Бумаги оказались древним, растрёпанным журналом мод на французском языке. На обложке, к восхищению Леры, значился 1926 год. Перелистав его, Софья Николаевна ткнула пальцем в одну из страниц.
– Всю жизнь хочу себе вот такое вечернее платье! У меня даже есть нужный отрез! Дошла даже однажды до ателье – а они там, видите ли, не читают по-французски и боятся испортить материал! Кроме того, здесь, на эскизе, открыты плечи – а мне это уже не по возрасту! Буду выглядеть, как… м-м… куртизанка преклонных лет. Надо бы что-то придумать… Тем более что Ромка мне уже все записи перевёл! Вот, прочти здесь, – понятно?.. Лерочка, если ты мне ЭТО сошьёшь – я тебя чему угодно выучу! Хоть канкану из Мулен-Руж!
– А вы умеете?! – поразилась Лера. Старая артистка только фыркнула.
Девушка с интересом принялась рассматривать рисунок выкройки. Софья Николаевна тем временем снова исчезла в шкафу – и выудила из него большой свёрток тёмно-вишнёвого бархата.
– Ну что, девочка, – возьмёшься?
– Возьмусь, – как можно уверенней сказала Лера, щурясь на таблицу размеров. – Я такое смогу. Завтра я вас обмерю – и…
– И мы с тобой в расчёте, – уверенно заключила Софья Николаевна.
На следующий день Лера пришла на занятия с портновской лентой и тщательно обмерила свою преподавательницу. Дома скопировала на миллиметровку французскую выкройку, полночи старательно корректировала её по фигуре заказчицы – и впервые в жизни по-настоящему обрадовалась тому, что умеет шить. Теперь совесть её была спокойна. Правда, до этого ей не приходилось шить вечерних платьев, да ещё по парижским журналам начала прошлого века, – и Лере было самой интересно, что у неё получится. «Испорчу ткань – продам Светке своё пальто, она давно просит, и новый отрез куплю», – успокаивала она саму себя. И продолжала учиться пляске.
Со дня их ссоры с Романом прошёл почти месяц. Первое время Лера была уверена, что Лагутин сам подойдёт к ней: не она же, в самом деле, закатила этот скандал в «Стелите»! Не она вела себя по-свински! Не она орала благим матом на весь магазин! И, в конце концов, кто из них мужчина и должен извиниться первым – тем более если сам виноват?! Но Ромка и не думал заговаривать с ней. Встречаясь с Лерой в школе, он, едва взглянув, сдержанно говорил «Привет». Она отвечала холодным кивком – и проходила мимо него в класс. От обиды и горечи сжималось сердце.
Когда Лера занималась у Софьи Николаевны, она иногда слышала хлопок входной двери. Но Роман ни разу не заглянул посмотреть, как она танцует, и сразу уходил в свою комнату. Софья Николаевна вздыхала: «Не обращай внимания, Лерочка… Такой уж уродился!» Лера независимо пожимала плечами, скрывая подступающие к горлу слёзы. Только по ночам, в своей комнате, она давала себе волю – и от души ревела в смятую подушку, ругаясь страшными словами и клянясь себе напрочь выбросить из головы этого упёртого, тупого дурака. Этого ишака непробиваемого, который сам всё испортил, а ведёт себя так, словно во всём виновата она, Лера! Даже бабушка его всё понимает, а он!.. Нет
Светка Глушко первое время допытывалась, как продвигается «роман века», – но Лера всякий раз так яростно огрызалась, что подруга наконец отстала. Светке сейчас тоже было несладко: у младшей сестрёнки вовсю резались зубы. Варька вопила ночь напролёт, её было слышно на весь подъезд, и теперь уже Лере приходилось распихивать засыпающую подружку на уроках…
– Сегодня наша Эсма в концерте танцует. Поедешь со мной, посмотришь? – предложила однажды Софья Николаевна. Лера с радостью согласилась: ей давно уже хотелось побывать в цыганском театре и посмотреть, как работают профессиональные артистки. Собрались, вдвоём сели в троллейбус, поехали. Лера втайне надеялась, что и Роман поедет с ними – как же отпустить старую бабушку одну через всю Москву?! Но Ромки не было.
Цыганский концерт оказался замечательным. Лере понравилось всё: и гитаристы, и скрипачи, и целая вереница молодых танцовщиц в ярких платьях, и дуэт удивительно похожих брата и сестры, спевших протяжную и грустную песню, и мальчишка-цыган в красной рубахе, с озорными глазами, который плясал так, что весь зал отбил ладони, аплодируя. Затем к микрофону вышла немолодая солистка в строгом чёрном платье. Гитаристы заиграли мелодичное вступление романса, певица улыбнулась, взяла дыхание, и у Леры пошла кругом голова от спокойных и ясных слов:
Качает гроздьями опавшая рябина,Как будто снова вспоминает о былом.В твоих глазах играют отблески камина.Быть может, мы в последний разс тобой вдвоём…Давай присядем и поговоримО том, что нас с тобой разъединяло,Давай развеем недоверья дымИ, если можно, всё начнём сначала.«Господи, как же это… какая прелесть… Вот если бы запомнить слова!..» – думала Лера, чувствуя, как в глазах всё плывёт от слёз. Никогда раньше она не слышала такой музыки, такого проникновенного, теребящего душу голоса. К счастью, в зале было темно, и сидящая рядом Софья Николаевна, кажется, не заметила, как её ученица судорожно роется в сумочке в поисках бумажной салфетки.
«Ромка, дурак, ну почему, почему?..» – шептала Лера, вытирая горячие капли, бегущие по лицу. Если бы Роман оказался сейчас здесь, она бы наверняка плюнула бы на все свои обиды. И сама взяла бы его за руку. И сказала бы, что всё это глупости, и пусть они пропадут пропадом – эти туфли и эти деньги… Девушка едва успела спрятать мокрый комочек салфетки, когда гитары заиграли весёлую плясовую, конферансье объявил: «Танцует Эсмеральда Лагутина!» – и на сцену вылетела Эсма.
Если бы сестру Ромки не объявили по имени, Лера, пожалуй, и не узнала бы её. На сцене, в ярком свете софитов, в вихре вьющихся оборок всех оттенков красного, с распущенными волосами, в которых красовалась роскошная алая роза, Эсма казалась выше, стройнее – и в сотню раз красивее. Зал встретил её аплодисментами. Танцовщица широко улыбнулась, подняла руку, приветствуя зрителей, чуть заметно кивнула гитаристам, – и под короткие, едва слышные аккорды поплыла по сцене. Зал замер.