Танцующая с лошадьми
Шрифт:
Когда-то у дедушки был конь по имени Геронтий. Его три года тренировали с помощью поводьев, прежде чем разрешили оседлать. Дедушка неустанно повторял, что это не замена тренировок, а их основа. Все прыжки, sauts d’`ecole, базировались на этом. Не освоить их было нельзя.
Все это хорошо, думала теперь Сара, но ей надо ездить. Она сидела в седле, позволив коню немного размяться, мягко журя, когда он пугался уличных фонарей, автомобильных заторов или люков, на которые шесть недель назад не обращал никакого внимания. Она была вынуждена пропустить два дня. За эти два дня его, может быть, кормили и поили, но не выводили из конюшни. Для умного, сильного коня, как
Дождь усилился. Сара подняла руку, прося машины остановиться, чтобы они могли перейти через дорогу. Бо учуял зеленую траву и рванулся вперед. Дождь прогнал всех из парка, и им никто не мешал. Но лошадь была возбуждена, пожалуй, слишком сильно. Попав после заточения на пружинистый грунт, ее копыта словно заряжались электричеством.
«Слушай меня», – велела Сара своей посадкой, ногами, руками. Но чувствовала, что в нем копится энергия, требующая выхода.
«Левада», – сказал тихий голос внутри ее.
Пап'a говорил, чтобы она даже не пробовала это делать, это слишком трудный элемент. При выполнении левады лошадь должна перенести вес на задние ноги, согнутые под углом в сорок пять градусов. Это был тест на силу и способность сохранять равновесие, переход к более трудным фигурам классической выездки.
Но Пап'a это делал. Она тоже, с земли. Она знала, что Бо способен на это.
Сара вдохнула влажный воздух, утерла пот с лица. Пустила Бо рысью по кругу, останавливая и снова посылая вперед, заставляя сосредоточиться на ней, создавая невидимую арену между урнами, тумбами и детской площадкой. Когда увидела, что он достаточно разогрелся, пустила его в легкий галоп, натягивая то один повод, то другой. В голове звучал голос Пап'a: «Глубокая посадка, руки неподвижны, ноги немного назад, чуть больше давления на внешние поводья». Через несколько минут она забыла обо всем: о нестерпимой необходимости подчиняться чьим-то правилам, о деньгах, которые она задолжала, о Пап'a, несчастном и страдающем, прикованном к постели, пахнущем лекарствами и старостью. Остались только она и Бо, занятые своими шагами. Они трудились, пока от них не пошел пар, который смешивался с мелким моросящим дождем. Она снова перевела коня на шаг, ослабила поводья, давая ему отдохнуть. Он больше не шарахался ни от шума городских улиц, ни от проезжавших мимо двухэтажных автобусов: работа расслабила, успокоила его. Пап'a был бы доволен сегодня, подумала Сара, оглаживая мокрую шею коня.
Левада. Неужели такой уж большой грех попробовать? Пап'a вовсе не обязательно об этом знать. Она сделала глубокий вдох и снова натянула поводья, пустив Бо медленной рысью, потом постепенно сдерживала, пока он не выполнил пиаффе и не начал ритмично поднимать копыта, стоя на месте. Она выпрямила спину, стараясь вспомнить инструкции Пап'a. Задние ноги должны находиться в центре тяжести лошади, скакательные суставы – чуть ли не уходить в землю. Она немного откинулась назад, подбадривая его ногами, давая понять, что его энергия должна быть на что-то направлена, сдерживала его, слегка натянув вожжи. Щелкнула языком, отдала серию приказов, и он насторожился, слушая ее, задвигал ушами. Сара поняла, что он не может этого сделать. Нужен второй человек, который бы давал посылы с земли. Потом почувствовала, как его круп под ней стал оседать, испугалась немного, что они оба потеряют равновесие, и вдруг верхняя часть его туловища начала подниматься. Она подалась вперед, чтобы помочь ему, чувствуя, как он дрожит от напряжения. Они воспарили вопреки силе притяжения. Сара смотрела на парк с новой высоты.
Потом он опустился на землю. От неожиданности Сара упала ему на шею, и он рванулся вперед, взбрыкивая ногами от избытка чувств, так что она с трудом удержалась
Сара выпрямилась и засмеялась. Ее охватил бурный восторг. Она похлопала коня по спине, давая ему понять, насколько он великолепен. Нагнулась и обняла его за шею.
– Умница, умная лошадь! – повторяла она, и Бо повел ушами, услышав похвалу.
– Впечатляюще, – сказал кто-то у нее за спиной.
Сара резко обернулась в седле. У нее упало сердце.
Там стоял Мак, в мокрой от дождя куртке.
– Можно? – Он подошел ближе и погладил шею Бо. – Лошадка взмокла, – заметил Мак, отводя руку и потирая ладони.
Сара лишилась дара речи. Мысли разбегались. Она похолодела от ужаса.
– Вы закончили? Пойдем обратно? – Мак кивнул в сторону Спеапенни-лейн.
Она кивнула, крепче сжала поводья. Мозг лихорадочно работал. Можно сбежать. Дать сигнал Бо, и они умчатся через парк на болота. Он не сможет ее поймать. Но что потом? Идти больше некуда.
Она медленно двинулась обратно на конный двор. Бо опустил голову: было видно, что он устал от интенсивной работы. Она чувствовала себя побежденной. Смотрела на спину Мака, шедшего впереди. По его поведению было трудно сказать, что ее ждет.
У ворот Сара замешкалась. Ковбой Джон вышел из-под своего навеса и открыл створки.
– Душ принимала, Циркачка? Ты промокла до нитки. – Он похлопал коня, потом заметил Мака, стоявшего рядом с ней в нерешительности. – Чем могу вам помочь, молодой человек? Хотите купить яиц? Фруктов? У меня сегодня прекрасные авокадо. Отдам целый ящик всего за три ваших английских фунта.
Мак в изумлении смотрел на Ковбоя Джона, будто никогда раньше ничего подобного не видел. На голове у Джона красовалась потрепанная ковбойская шляпа, на шее красный платок, на плечах куртка со светоотражающими полосами, которую в прошлом году забыли дорожные рабочие. Но самое главное, между пожелтевшими зубами был зажат огромный косяк.
– Авокадо? – переспросил Мак, приходя в себя. – Звучит заманчиво.
– Не то слово, молодой человек. Идеальная спелость. Чуть спелее, и у них бы лопнула кожица, превратив их в гуакамоле. Хотите попробовать? Бьюсь об заклад, лучшего предложения сегодня вы не получите. – Он нахально засмеялся.
– Показывайте. – Мак прошел в ворота вслед за Сарой.
Она повела лошадь в стойло. Сняла седло и уздечку, обтерла их и бережно водворила в кладовую, затем начала убирать навоз. В дальнем углу двора Ковбой Джон предлагал Маку фрукты и овощи. Мак кивал, внимательно осматривал двор, видимо, задавал вопросы. Джон показывал, где стойла лошадей, где куры, где офис. Наконец, когда она наполнила ведро Бо чистой водой, Джон с Маком направились к стойлу под аркой железнодорожного моста. Дождь усилился. Ручейки сбегали по склону и растекались струйками между булыжниками.
– Закончила, Циркачка? – (Она кивнула, стоя рядом с лошадью.) – Я тебя два дня не видел. Не могла выбраться? Старина Бо опять сегодня утром чуть не вырвался.
Она поглядела на Мака, потом уставилась в землю:
– Что-то в этом роде…
– Дедушку видела?
Она покачала головой. К своему ужасу, поняла, что сейчас расплачется.
– Мы к нему сейчас направляемся, – сказал Мак. (Она вскинула голову.) – Если хочешь, – добавил он.
– Вы знаете эту девочку? – Ковбой Джон театрально отступил, потом показал на картонную коробку с фруктами, которые купил Мак. – Вы знаете Сару? Что ж сразу-то не сказали? Разве я бы продал вам это дерьмо, если бы знал, что вы ее друг. – (Мак поднял бровь.) – Не могу вам это продать, – сказал Джон. – Пойдемте ко мне в офис, и я дам вам настоящий товар. Это я держу для прохожих. Сара, передавай привет деду. Скажи, до субботы я заскочу к нему. Отнеси ему это. – Он бросил ей гроздь бананов.