Танцующая с лошадьми

Мойес Джоджо

– Хорошо.

– Он прекрасно себя вел в тот день. Слушал меня. Старался. Каждый миг…

– Очень красиво, – осторожно выговорил он.

Внезапно девочка забралась на кровать и легла рядом. Положила голову ему на плечо.

Мак достал другой снимок, старясь делать вид, что ничего не замечает.

– Мне кажется, этот…

– Je ne peux pas voir [40] , – сказал старик.

Он терпеливо ждал, пока Сара надевала ему очки. Потом жестом попросил Мака поднести снимок поближе. Мак положил фотографию подле него. Капитан одобрительно кивнул.

40

Я

ничего не вижу (фр.).

– Это для вашей комнаты. – Мак полез в карман за голубым пластилином.

Потом стал развешивать фотографии вокруг кровати, глядя на голые бледно-зеленые стены, украшенные лишь репродукцией акварели 1980-х годов и обращением к посетителям: «Не забывайте мыть руки». Пару снимков он прикрепил у кровати Капитана.

Пап'a внимательно рассматривал фотографии одну за другой, подмечая каждую деталь. Ему этого хватит на весь день, подумал Мак.

Когда он рассказал Саре по пути в больницу, что собирается сделать, она разглядывала снимки, удивленная и молчаливая.

– Ничего? – Мака обеспокоило отсутствие реакции. – Я не взял фото, на которых вы делаете то, чего не следует. Стойки на задних ногах и всякое такое.

Она улыбнулась, но грустно:

– Спасибо вам.

По ее голосу он понял, что она нечасто встречалась с великодушием и еще меньше его ожидала.

– Приберег самую лучшую на потом.

Мак распаковал фотографию, которую вставил в рамку. Даже Сара еще не видела ее. Рамка была недорогая, из легкого дерева, с подложкой из картона, но за блестящим стеклом изображение девочки, которая прижималась щекой к своей лошади, было ярким и четким – старик мог рассмотреть каждую деталь. Фото передавало ее незащищенность; несформировавшееся лицо, которое еще не знает, станет ли красивым, в каком-то неземном единении слилось с конем-исполином. Монохромность и высокая четкость придавали лицу девочки и морде коня благородство и загадочность, которые исчезли бы на цветном снимке. Мак знал: это одна из его лучших работ. Он понял это практически сразу, как только сделал снимок. Когда он увидел законченную фотографию, у него учащенно забилось сердце.

– Бошер, – произнес Капитан, глядя на фотографию. – Сара.

У него получилось «Сарра».

– Мне нравится эта фотография, – сказал Мак. – Я сделал ее на прошлой неделе утром, перед тем как мы вышли со двора. Она не знала, что я ее фотографирую. Мне нравится, как свет от лица Сары передается лошади. У обоих глаза полузакрыты, будто унеслись в мечтах куда-то далеко.

Владелец галереи был того же мнения. Он хотел выставить работу, сказал он Маку. Она ему очень понравилась. Часть Лондона, которая исчезает, сказал он. Как дети и лошади Дублина. Только лучше. И предложил цену за каждую фотографию, от которой Мак выпучил глаза.

– Выставка откроется, возможно, в марте, если вы не против, но эти копии – ваши. Я подумал, вам будет приятно на них смотреть…

Последовало долгое молчание. Мак нечасто бывал растерян, но сейчас чувствовал себя именно так. Наверное, я перегнул палку. Но я лишь хотел напомнить ему о том, что он потерял. Он боится, что я ее эксплуатирую. Какое право я имел являться как лорд Щедрость и вторгаться в чужую жизнь, решая, на что должен смотреть старик, коротая время? Развешивая все эти фотографии по стенам – мир, которым он не может наслаждаться. Указывая ему на его беспомощность.

Мак прислонился к стене:

– Если это не то, я могу…

Старик подозвал его. Мак нагнулся, старик взял его руку и пожал. Его глаза увлажнились.

– Merci, – прошептал он хрипло. – Merci, Monsieur.

Мак с трудом сглотнул.

– Не

за что. – Он выдавил непринужденную улыбку. – На следующей неделе еще поснимаю.

И только тогда обратил внимание на Сару. Обычно она мало говорила. Она по-прежнему прижималась к деду, обвила его руку, будто хотела сказать, что не хочет вновь оставлять его одного. Закрыла глаза, отвернулась. Слеза скатилась по щеке, высвеченная безжалостно ярким светом. Она выглядела совершенно несчастной.

Она была такой замкнутой, такой практичной девочкой, настолько занятой своей лошадью, что Мак иногда забывал, какой одинокой она могла себя чувствовать. Насколько ей не хватает дедушки, с которым она провела детство. Ему снова стало неловко, и он бросил голубой пластилин в сумку.

– Ладно. Сара, буду ждать тебя внизу. Через пятнадцать минут?

Он положил фотографию в рамке на кровать и вышел. Его преследовало видение: сбитый с толку, старик подносит дрожащую руку к волосам внучки, а она утыкается ему в плечо, стараясь скрыть слезы.

Глава 14

Я далек от мысли, что из-за того, что животное не выполняет все эти элементы идеально, его следует тотчас признать негодным, поскольку многие лошади не справляются поначалу не по причине отсутствия способностей, но из-за желания набраться опыта.

Ксенофонт. Об искусстве верховой езды

Несколько лет назад, когда Мак и Наташа только въехали в свой новый дом, их район можно было описать, с известной долей оптимизма, как «перспективный». Тогда она подумала, что реализации перспектив придется ждать довольно долго. Улица отличалась однородной обветшалостью. Три четверти домов не видели краски минимум пять, а то и десять лет. На проезжей части без желтой разметки стояли кузова автомобилей без колес, опираясь на кирпичи. Молодые семьи разъезжали по своим делам в помятых малолитражках с открывающейся вверх задней дверцей.

Викторианские дома с осыпающейся штукатуркой стояли с отступом от красной линии, перед ними расположились небольшие палисадники: живые изгороди из бирючины, укрытые брезентом мотоциклы, мусорные баки с разнородными съезжающими крышками. Наташа часто останавливалась поболтать с соседями: с мистером Томкинсом, пожилым художником из Вест-Индии, с Мейвис и ее кошками, с семьей из строительно-жилищной ассоциации [41] с восемью малолетними детишками. Они были дружелюбны, охотно говорили о погоде, интересовались, как идет ремонт дома у Мака, спрашивали, знает ли она о планах устроить парковку для местных жителей или переезде буддийского центра на главную улицу. Как любой уголок в столице, этот отличало чувство сообщества.

41

Обычно объединяет остро нуждающихся в жилье и тех, кому не по карману частные квартиры.

Теперь мистера Томкинса не стало. Мейвис давно похоронили, строительно-жилищная ассоциация продала свою долю, а ее жильцы отбыли бог знает куда. Почти все дома покрашены в фарфорово-белый, трещины аккуратно зашпаклеваны, входные двери разноцветные – краска из «Фарроу энд Болл». Тщательно подстриженные тисы или лавровые деревья украшали каждое крыльцо, половина палисадников превратилась в подъездные дорожки, мощенные булыжником, или были огорожены новенькими чугунными оградами. У домов припаркованы огромные сверкающие «мерседесы»-внедорожники. Усталые работники умственного труда, спеша в метро, приветствовали друг друга кивками. Необходимость выплачивать ипотечные кредиты не оставляла им времени ни для чего другого.