Танцующий ангел
Шрифт:
— Ты все-таки дурак, я был прав.
— Это я и сам знаю, папа. Но что мне теперь делать?
— Идти к Джаннет и все рассказать ей. И о том, как безумно ревновал ее, и о том, как не смог держать себя в руках, когда рядом с тобой была эта женщина, и о том, как не мог прийти к ней раньше из-за глупого стыда. Причем идти надо сейчас же, а не ждать, пока рана хоть чуть-чуть затянется. Сам знаешь, если даже маленькую царапину вовремя не смазать йодом, может развиться гангрена.
— Папа, я и правда готов на все. Но…
— Чего ты боишься?
—
— Мы с матерью обсуждали вашу ситуацию. Катарина сказала, что она бы меня простила. Так что если твой Ангел действительно любит тебя, то она сможет простить и понять. Главное, чтобы ты понял ее. Да, мать просила передать: «Прежде чем требовать, подумай, чего ты требуешь, и к чему это может привести».
— Что это значит?
— Понятия не имею. — Джованни пожал плечами. — Она сказала, что если ты попытаешься хоть немного напрячь свою тупую голову и вспомнишь, что она у тебя не только для того, чтобы биться ею о стену, то все поймешь.
— Спасибо, папа. Я так рад, что ты у меня есть. Это замечательно, когда есть человек, который может помочь советом в трудную минуту.
— Хорошо, что ты послушался меня хотя бы сейчас, — добродушно проворчал Джованни.
— Пап, а это правда?
— Уточни что.
— Ну-у… — Антонио замялся. — То, что Мадлена пыталась соблазнить тебя?
— А как ты думаешь, откуда я знаю, что она шлюха?
— Может, сплетни какие-нибудь услышал. Сам знаешь, люди много чего говорят.
— Я когда-нибудь верил сплетням?! — возмутился Джованни.
— Нет, но все же…
— Она, видно, решила тогда, что если не удалось со старшим, то можно попробовать с младшим, который еще совсем теленок и не будет способен на настоящую оборону. А ведь ты обещал уже тогда вырасти в быка, который будет брать на выставках все призы. Я рад, что ты все же понял, какую змею пригрел на груди.
— Я очень часто, даже слишком часто, сожалел, что не послушал тебя тогда, — признался Антонио.
— Чего уж теперь, сделанного не воротишь, — примиряюще ответил Джованни. — Ты так и будешь болтать или пойдешь возвращать свою невесту?
— Я уже бегу.
— Сынок, ты бы прежде все-таки побрился, а то как-то неудобно: к девушке — и небритым. И чему я только тебя учил?
Антонио рассмеялся и попытался обнять отца.
— Ну-ну, не надо этих телячьих нежностей, — проворчал Джованни. — Мы же с тобой все-таки мужчины, пусть наши жены пообнимаются и поплачут, когда все закончится. Это доставит им массу удовольствия.
Но Антонио прекрасно понимал, как приятно его отцу это проявление сыновней нежности. Джованни был счастлив оттого, что чувствовал: единственный сын любит его и все еще нуждается в помощи отца.
11
Эмм вернулась от Джаннет вся в слезах. Она никак не могла поверить, что ее лучшая подруга оказалась отвратительной и лживой стервой.
Грегори вошел в ее жизнь, как ураган, как очищающий глоток свежего горного воздуха. Эмм уже и не надеялась, что ее личная жизнь когда-нибудь сложится. Ни один мальчик, молодой человек или мужчина не обращал на нее пристальный взгляд. Может, только старый мистер Барнер — школьный учитель математики. Правда, он искренне полюбил Эмм за необыкновенный талант и упорство, которое она проявляла на его уроках. Да и семидесятипятилетний старичок даже в мыслях никак не мог претендовать на роль принца на белом коне, которого ждала Эмм.
И вот пришел Он. Пришел и сказал: «Пойдем со мной». И Эмм пошла, как будто ее вели на поводке. Теперь ради этого человека она была готова сделать все, даже разорвать отношения с подругой, которую знала чуть ли не с рождения.
Эмм даже не пыталась прислушаться к тому, что говорила ей Джаннет. Все внимание ее было привлечено к собственной душевной ране, а раны бывшей подруги уже мало интересовали новую Эмм.
Все же Джаннет поступила с ней гадко! Никогда больше Эмм не поверит никому, кроме своего Грегори, и никому больше не позволит поселиться в ее истерзанном сердце!
Когда Эмм подумала о своем возлюбленном, ею овладела жажда увидеть его. Она так хотела, чтобы единственный близкий ей человек успокоил и утешил ее! Эмм потянулась к телефону и набрала номер Грегори. Длинные гудки были ей ответом.
Странно, подумала Эмм, ведь Грегори отпустили с условием, что он будет находиться дома. Наверное, что-то случилось с телефоном. Может, он тоже хочет позвонить мне, а линия не работает? — испугалась Эмм. Надо как можно скорее ехать к нему! Грегори, верно, уже волнуется, куда это я запропастилась.
Эмм начала собираться. Попыталась убрать опухоль с век, приложив лед. Потом попробовала замаскировать с помощью тонального крема пятна, которые всегда появлялись на лице, если Эмм много плакала. Наконец зеркало показало кого-то более достойного предстать перед глазами Грегори Александера, чем Эмм, возвратившаяся из больницы. От подруги, которая, как уверяла она любовника, больше ничего не значила в ее жизни.
Два квартала до дома Грегори Эмм решила пройти пешком. Светило солнце, оно, правда, не давало тепла, но все же на душе становилось веселее.
Когда Эмм поднялась к квартире Грегори, она решила не звонить в дверь, а воспользоваться своим ключом. Будет очень здорово появиться перед ним внезапно и сказать: «А вот и я, милый! Ты рад?» Эмм застенчиво улыбнулась, представив, как Грегори обнимет ее и поцелует крепко-крепко.
Она повернула ключ в замке. Новый механизм сработал без единого звука. Эмм, тихо ступая, прошла по холлу, гадая, где может быть Грегори. В ванной комнате никого, в кухне тоже. Значит, Грегори в спальне. Может, он спит? Тогда Эмм тихонечко подойдет к нему и ляжет рядом. Любимый проснется и скажет: «Я думал, что мне снится самый прекрасный сон в мире, что ты рядом со мной. Оказывается, сны сбываются». И губы его изогнутся в такой родной улыбке…